В поисках Воробьевых и Тагиевых

Знакомый как-то пошутил: «Если Петербург был построен на болоте, то наша Махачкала — на рыбьих костях и чешуе». А увидев недоуменные лица слушателей, пояснил, что огромное количество зданий в Порт-Петровске было построено или рыбниками, или же на деньги рыбников, поскольку десятилетиями доходы от рыбной промышленности составляли примерно треть всего годового бюджета Дагестана. «Я даже не говорю о таких очевидных вещах, — продолжил он, – что практически всё побережье города принадлежало сначала рыбопромышленникам, а потом «Дагрыбе».

Рыбный порт, рыбоконсервный комбинат, жирзавод, бондарный завод плюс громадная инфраструктура, включающая несколько детских садов, собственную больницу, санаторий-профилакторий и огромное количество многоквартирных жилых домов в исторической части Махачкалы. Даже без учета целого поселка рыбников вблизи нынешней Джума-мечети это было громадное хозяйство — практически город в городе. А если вспомнить еще историю нашей железной дороги, которая должна была идти вдоль Тарки-Тау, но после взятки, которую собрали рыбники, пролегла вдоль моря, моя фраза о рыбьих костях должна восприниматься не как аллегория, а как исторический факт».

С фактами, как известно, не поспоришь. История рыбной промышленности республики, которая уложилась аккурат в сто лет (с 1893 года до первых лет перестройки) — это, по существу, история становления и развития Махачкалы. И, забывая о «костях и чешуе», мы рискуем забыть о своих корнях.

1893 год — дата далеко не случайная. Именно в этом году астраханский купец Воробьев взял в аренду у шамхала Тарковского морское побережье и организовал первые рыбные промыслы в Дагестане. Некоторые исследователи полагают, что Воробьев перебрался в Дагестан из-за снижения уловов сельди в родной Астраханской губернии. Но, судя по архивным документам, на тот момент резкого снижения уловов тамне наблюдалось. И, скорее всего, интерес Воробьева к Дагестану объяснялся тем, что путина здесь начиналась на месяц раньше, чем в Астрахани. И значит, была возможность выйти на рынок значительно раньше конкурентов, заработав при этом весьма солидные деньги. Как выяснилось впоследствии, расчет купца оказался верным.

Вложив в проект очень серьезные средства, Воробьев открыл в окрестностях Порт-Петровска три рыбных промысла, закупил суда, привез в Дагестан рыбаков и рыбников из Астрахани, бондарей из города Касимова Рязанской губернии и начал поставлять свою продукцию в города Юга России. Чуть позже (в 1895 году) он построил и запустил первый промышленный холодильник и на базе работающих в Дагестане касимовских артелей создал крупный бондарный завод. К слову, благодаря Воробьеву в Дагестан из Астрахани попала моя бабушка по матери Поля (по паспорту Пелагея) — её старшую сестру позвали работать на рыбные промыслы, и она решила взять с собой младшую. Позже бабушка сама работала на промыслах, где познакомилась с дедом Сергеем. Сергей Гандарин работал сначала на Лопатинских промыслах, потом на Сулакских, а после войны переехал в Махачкалу и до выхода на пенсию был главным бухгалтером рыбоконсервного комбината, став основателем семейной династии (вместе с ним здесь работали моя тётя и её сын — мой двоюродный брат). За ударную работу в годы войны дед (в отсутствие мужчин-рыбаков, ушедших на фронт, не только не снизил уловы на Сулакском промысле, но и увеличил их вдвое) был награжден орденом Ленина.

Если в первый год работы Воробьев поставил на рынок около 8 тыс. центнеров сельди, то уже к 1900 году объемы вылова сельди в Дагестане достигли 89,8 тыс. центнеров. Заработав на рыбе громадные деньги, Воробьев решил отойти от дел и в 1912 году продал свой бизнес азербайджанскому предпринимателю Гаджи Тагиеву — самому богатому мусульманину Российской империи.

Фирма «Г. Тагиев и компания» дело организовала с размахом. Вложив в рыбный бизнес более 6 миллионов рублей (на тот момент сумма поистине астрономическая), она создала мощную рыбную империю и стала главным поставщиком соленой сельди в России.

После революции и национализации всех рыбных промыслов ловлей и переработкой рыбы начало заниматься государство. Уже в 1925 году в Махачкале заработал рыбоконсервный комбинат, ставший самым крупным рыбным производством на Кавказе. Забегая вперед, отметим, что в период своего расцвета (восьмидесятые годы прошлого века) комбинат, на котором трудились 1200 человек, ежегодно поставлял на рынок более 35 миллионов условных банок консервов, а объем производства достигал 21 млн рублей.

Следует отметить, что ко времени начала работы комбината промышленные запасы сельди в Каспии были практически выбраны, поэтому главной рыбой отрасли стала килька. Несмотря на маленькие размеры и дешевизну, килька очень скоро стала главной рыбой на Каспии, поскольку доходы от ловли и переработки тех же осетровых (даже с учетом активно экспортируемой черной икры) на порядок отставали от прибылей килечной отрасли.

К слову, роль кильки в истории Дагестана сильно недооценена. Именно благодаря ей масштабного голода в республике не было никогда. Беженцы, спасающиеся от голода в своих регионах, знали, что выживут, если доберутся до Дагестана, в котором есть килька. Очень много кильки. Настолько много, что вплоть до восьмидесятых годов в порту (тогда он был открытой территорией, которую считали своей рыбаки и мальчишки) стояли вагонетки, загруженные соленой килькой. Подходи, набирай в кулёк из газеты и ешь от пуза. Поэтому грамотные махачкалинские пацаны, отправляясь на городской пляж или на лесопилку (небольшая лагуна севернее порта), по дороге покупали буханку хлеба, что в сочетании с соленой килькой обеспечивало полноценный обед на природе.

Самой массовой продукцией рыбоконсервного комбината была килька в томате, которая эшелонами доставлялась практически во все уголки Советского Союза и моментально сметалась с прилавков благодаря своей дешевизне и высокому качеству. Правда, махачкалинцы кильку в томате покупали редко, называя ее «братской могилой». Основными ее покупателями в Дагестане были голодные студенты, а также любители сообразить на троих.

А вот знаменитые дагестанские сардины в масле горожане покупали очень охотно, несмотря на то что маленькая плоская баночка, в которой они выпускались, была в два раза меньше «томатной» и при этом стоила дороже. Высокая себестоимость сардин объяснялась просто — готовили их исключительно на оливковом масле высокого качества, которое поставлялось в Махачкалу из Греции — Советский Союз тогда активно с ней дружил. Правда, наиболее продвинутые горожане сардины в магазине покупали редко. К концу рабочего дня они шли к путепроводу в Редукторный поселок, под которым «несуны» с рыбоконсервного торговали своей продукцией. На рубль можно было купить четыре банки кильки в томате или три банки сардин, по сравнению с которыми даже самые лучшие шпроты ощущались как нечто грубое и сухое. Недаром дагестанские сардины считались одними из самых лучших в мире — благодаря тому, что каспийская килька является самой жирной на планете и поэтому считается идеальным сырьем для изготовления сардин в масле.

Увы, сегодня таких консервов нигде не купишь, даже за большие деньги. Они остались в далеком прошлом как память о наших постперестроечных потерях. Всё просто — рыбная отрасль Дагестана была ликвидирована буквально за год-два, а её многомиллиардные (по нынешним ценам) активы распроданы за копейки и перешли под контроль влиятельных кланов. Ныне рыбоконсервный комбинат разрушен и пребывает в руинах, и большая часть населения Махачкалы не знает, где расположено предприятие, некогда бывшее гордостью республики.

Специально для тех, кто интересуется историей родного города, обозначим локации. Все просто. Надо пройти по улице Пушкина до конца (в этом месте она упирается в железнодорожные пути). Переходим их, и сразу же оказываемся на бывшей «рыбной» территории. Прямо перед вами — бывшие цеха завода, у окон которых в былые времена постоянно наблюдались стайки подростков (во-первых, наблюдать за тем, как на твоих глазах из полоски жести формируется банка, было жутко интересно, во-вторых, при определенном везении работницы жестяно-баночного цеха могли одарить компанию стопкой бракованных жестяных полос, из которых получались замечательные рыцарские доспехи со шлемом. Начиная отэтих разрушенных ныне корпусов и до Редукторного посёлка тянется территория бывшей «Дагрыбы»: рыбоконсервный комбинат, многоэтажный холодильник (пожалуй, единственный объект, сохранившийся в рабочем состоянии), котельная, обеспечивающая его теплом, больница рыбников, жирзавод, чуть дальше бондарный. Большая часть бывшей рыбной империи сегодня застроена многоэтажками, остальная территория пребывает в запустении и руинах. Единственное светлое пятно на этой печальной карте — Музей истории рыбной промышленности Дагестана, расположенный возле холодильника. Его мужественные и преданные делу работники говорят: «Уж коли мы не смогли сохранить наши предприятия, то постараемся хотя бы уберечь память о них».

Трагическая для республики история распада и рейдерского захвата отрасли началась с того, что в 90-х годах прошлого века был нарушен карантинный режим при прохождении судов. В Каспий вместе с балластными водами судов, пришедших сюда из Черного моря, попала мелкая медуза — гребневик мнемиопсис. А поскольку этот гребневик, как и килька, питается зоопланктоном, он начал стремительно уничтожать её кормовую базу. Ситуация усугубилась тем, что в Каспии у гребневика не было естественных врагов, и его количество начало расти в геометрической прогрессии. Очень скоро кормовая база кильки оказалась подорвана, и её запасы сократились в десять раз. На этом фоне добыча стала нерентабельной, и рыбная промышленность начала тихо умирать. Ну а потом ей в этом активно помогли. Сначала был распродан весь флот, а потом под нож пошли и береговые активы. Самое печальное, что всё это происходило на фоне выступления ученых, пытавшихся убедить власти республики в том, что природа обязательно найдет способ восстановить статус-кво, и в обозримом будущем поголовье кильки в Каспии восстановится. Увы, на кону стояли десятки, а то и сотни миллиардов рублей, и поэтому ученых никто слушать не стал.

Между тем их прогнозы вскоре начали оправдываться. Через какое-то время опять же с балластными водами судов в Каспий попал еще один гребневик — берое. И очень обрадовался, обнаружив тут огромные запасы любимой пищи. А поскольку любимая пища берое — его собрат мнемиопсис, берое начал стремительно уничтожать главного врага кильки. Благодаря хорошему аппетиту берое за последние пять лет численность кильки выросла в пять раз и продолжает расти завидными темпами. В дагестанских водах её активно ловят, правда, республика от этого никаких прибылей не получает — тысячи тонн кильки отправляются на переработку в другие регионы России.

Сегодня в Дагестане интенсивно работают над возрождением рыбной промышленности. Готовится проект реконструкции рыбного порта, прорабатываются варианты аренды судов для лова кильки, некоторые суда, проданные с нарушениями, возвращены в собственность республики. Есть планы и по возрождению собственной консервной промышленности (без этого монетизировать килечные уловы не получится). Увы, до реализации этих планов еще очень и очень далеко, а новых Воробьевых и Тагиевых среди наших олигархов пока не наблюдается.

Фото: Амина Чутуева, Марата Гаджиева и из архива музея