Темир-хан-шуринский форпост

Темир-Хан-Шуринская Летопись
(Из книги «Темир-Хан-Шура», г. Буйнакск, 1992 г.)

С началом Кавказской войны Темир-Хан-Шура начинает приобретать всё большую известность. Царские войска нередко проходили через Темир-Хан-Шуру, направляясь в горы, а иногда останавливались на отдых. Возникла настоятельная необходимость возведения здесь военного укрепления.

<…> В 1827 году по ряду причин Ермолов был удалён с Кавказа, а его место занял генерал И.Ф. Паскевич. К нему-то 31 января 1830 года и обратился с письмом один из крупнейших феодалов Мехти-Шамхал. В нём говорится, что он, Шамхал, «несколько лет назад уведомил генерала Граббе поставить гарнизон в Темир-Хан-Шуре при одном майоре и заложить крепость, подобную Таркинской».

Паскевич решил не торопиться. «Названное Шамхалом Тарковским сел. Темир-Хан-Шура, — писал он графу К.В. Нессельроде, — лежит между Чиркеем и Тарками. Занятием оного в некотором отношении стеснится промышленность ближайших по сему направлению аварцев, но сие стеснение послужит единственно в пользу Шамхала, который под рукою будет продавать соль за высокую цену, а присутствие нашего отряда удержит только в спокойствии и повиновении жителей Казанищенского общества, к коему принадлежит Шура, которые менее, нежели прочие подвластные Шамхала, покоряются его требованиям. Итак, из всего вышеизложенного явствует, что предложение Шамхала послужит только к собственной его выгоде, а отнюдь не может вести к желаемой решительной цели…».

Впрочем, очень скоро события развернулись так, что позицию эту пришлось пересмотреть.

<…> Новый главнокомандующий царскими войсками генерал-адъютант барон Розен решил обосноваться именно в Темир-Хан-Шуре. Он по достоинству оценил стратегическое положение аула как центра коммуникаций, имеющих важнейшее военное и экономическое значение, ибо через Шуру шли не только войска, но и большинство торговых караванов с гор на плоскость и обратно.

<…> В 1836 году царские войска близ Кавалер-Батареи построили двухэтажную сторожевую башню, а на всей площади скалы установили батарею пушек (пушки перевозились на конной тяге, поэтому местоположение кавалерийской батареи со временем искажённо стали именовать «Кавалер-Батареей»).

Так началась история Темир-Хан-Шуры как военного укрепления.

Крепость Темир-Хан-Шура в окружности имела 3 версты 150 сажен. Она была опоясана с трёх сторон каменными стенами, а с четвёртой, с северо-запада, её защищали скалы Кавалер-Батареи. Высота стен не превышала двух метров, ширина — 70 сантиметров.

Пять двухэтажных каменных башен охраняли вход в крепость. Одна из них находилась к востоку метрах в 40–50-ти от высшей точки Кавалер-Батареи. Две другие — у спуска к речке Шура-озень. Четвёртая — приблизительно в середине восточной стены. И, наконец, пятая башня — на юге, на улице Аварской, где сейчас пересекаются улицы Ленина и Хизроева.

Не более 50 метров от этих оборонительных сооружений крепостные стены прерывались массивными воротами. Их было четыре: Ишкартинские, Дербентские, Аварские и башня Кавалер-Батареи.

При опасности каждая башня своим огнём обороняла подступы к крепости. Около ворот день и ночь дежурили часовые. Как и в средневековых городах Европы, вход и выход из Темир-Хан-Шуры ограничивался временем от восхода солнца до его заката.

<…> Во второй половине 19 века, в связи с покорением Дагестана царскими войсками, надобность в оборонительных башнях, как и в самой крепости, отпала. Правда, ещё однажды стали приводить их в относительный порядок — во время восстания горцев в 1877 году. Но затем без присмотра все эти сооружения вокруг Темир-Хан-Шуры стали разрушаться. Камни стен и кирпич разбирало гражданское население на строительство. Так как внутри укрепления не было свободной площади, то дома возводили за разваливающимися крепостными стенами. Возникли улицы. На западе — Апшеронская (ныне Дахадаева), на юге — Аварская (ныне Хизроева), на востоке — Дербентская (сейчас ул. Имама Шамиля. — Ред.).

Путешественники, побывавшие в последние десятилетия 19 века в Темир-Хан-Шуре, не застали башни на Кавалер-Батарее, Дербентскую, Ишкартинскую и Эрпелинскую. Сохранилась только Аварская (на пересечении нынешних улиц Ленина и Хизроева).

Эту последнюю башню постигла печальная участь. Невзирая на возмущения жителей города, в декабре 1959 г. её снесли, не оставив никакого следа.

Жизнь города

<…> На первых улицах Темир-Хан-Шуры, не успевших ещё получить названий, и на единственной пока площади как грибы росли лавки, духаны, трактиры купцов Азаровых, Голиковых, Долгополовых, Бурундуковых, Юдиных…

В те же годы возник базар, куда жители Кафыркумуха, Муслимаула, Халимбекаула и других селений свозили сено, дрова, фрукты, виноград, древесный уголь.

Кустари Верхнего и Нижнего Казанищ наводняли базар Темир-Хан-Шуры искусными изделиями из серебра, меди и железа с насечками и густой сетью тончайшего рисунка. На рынке можно было приобрести кувшины, тазы, уздечки и сбрую, ножи разных форм и размеров и, конечно, знаменитые, известные всему Кавказу, базалаевские кинжалы.

Несмотря на появление новых домов и улиц, где кроме военных, жили и гражданские лица, Темир-Хан-Шура ещё в 40-е годы не была благоустроена.

Ямы для изготовления саманного кирпича, выкопанные прямо на улицах, не засыпались, а после дождей заполнялись водой. Летом вода в них гнила, отравляя воздух. Улицы были настолько неблагоустроенны, что с наступлением темноты ходить по ним становилось опасно. И вот тогда временный воинский начальник крепости капитан Ктитеров в докладной записке на имя генерала Клугенау попросил разрешить поставить столбы с фонарями. По этому случаю из Тифлиса доставили двадцать светильников, а из Дербента — бочку нефти.

В ночь под Новый, 1840-й год жители и солдаты провинциального укрепления были удивлены необыкновенным для них зрелищем. Главную улицу осветили 9 фонарей с четырёхсторонним отражением.

<…> Автор книги «25 лет на Кавказе» А.Л. Зиссерман оставил следующее описание жизни в крепости в те годы: «Темир-Хан-Шура страдала недостатком хорошей воды и отличалась классической грязью и лихорадочным воздухом вследствие низменного своего положения и какого-то гнилого озера».

В Темир-Хан-Шуре не было естественных источников. Воду приходилось брать из Шура-озени и родника Какал-Булак. Солдаты-водовозы (крепость обслуживали 14 водовозов) спускались к речке через Ишкартинские ворота. В морозы и непогоду это создавало большие неудобства. Нужда заставила провести земляные работы по прокладке глиняных труб для водопровода, берущего начало из речки Апке-озень.

В пятистах метрах от военного городка был построен резервуар-отстойник. Жители стали получать воду в достаточном количестве, а начальство позволило себе даже такую роскошь, как строительство двух фонтанов.

Много бедствий несло темир-хан-шуринцам озеро Ак-коль, находившееся в центре крепости. По свидетельству Е.И. Козубского, озеро имело в окружности четыре километра. Вода в нём была солёной, негодной для употребления, но очень полезной для купания и целительной для некоторых больных (Дагестанский сборник. — Темир-Хан-Шура, 1904. — Вып. I).

С начала строительства крепости отходы, сор, нечистоты выбрасывались прямо в воду. Для нужд городка требовалось много леса. Его вырубили на окружающих озеро горах. Всё это привело к заболачиванию Ак-коля. Озеро стало топким. Комары, гнездившиеся в камышах, распространяли лихорадку. Смертность от неё была не ниже, чем от бедствий войны. В 1854 году солдаты прорыли канаву, по которой вода ушла из озера в Атлан-озень. Дно бывшего озера предприимчивые люди превратили в огороды и получали здесь немалые урожаи.

В 1854 году на самом возвышенном месте крепости был заложен фундамент Андреевского военного собора.

Как пишет Е.И. Козубский, чертёж фасада принадлежал знаменитому художнику-баталисту Г.Г. Гагарину. Собор напоминал средневековый замок.

Путешествующий по Дагестану военный писатель П. Иосселиани оставил о соборе такую запись: «Основание этой церкви положено во время потрясения на востоке и западе, в дни тревог в Дагестане. К изумлению горцев, посреди бури войны здание это росло в ширину и высоту, как гора Сион».

И, действительно, горцы, приезжавшие в Темир-Хан-Шуру, удивленно рассматривали его высокие стены, позолочённые кресты и куранты на четыре стороны вокруг большой колокольни, бой которых можно было слышать на многие километры вокруг.

Весной 1861 года строительство собора было завершено. 2-го апреля около двух тысяч дворян, офицеров, купцов, владельцев домов собрались в соборе. В тот день происходило чтение Манифеста Александра II об отмене крепостного права. Когда чтение и благодарственная молитва закончились, и публика стала выходить из собора, простолюдины, стоявшие на паперти, задавали один и тот же вопрос: «Неужто правда, что дали освобождение?». По совету господ в благодарность за Манифест здесь же стали собирать деньги, чтобы «выписать для новой шуринской церкви святую икону Ангела Государя Императора» (Кавказ. — 1961. – 28 мая. (№ 41).).

В 30-е годы прошлого столетия в разгар борьбы с религией снесли обе колокольни собора, вместе с колоколами и курантами. А в 1968 году взорвали и сам собор. Так, просуществовав 107 лет, исчез с лица земли интересный памятник религии и архитектуры прошлого.

Осада Шамиля

…В сентябре 1845 года Шамиль с боями захватил Унцукуль и уничтожил батальон апшеронцев, спешивших на помощь русскому гарнизону.

Вскоре пал Гергебиль, а из Хунзахской крепости 16 ноября в сторону Темир-Хан-Шуры уходил отряд Пассека.

Для изгнания царских войск из Нагорного Дагестана оставалось сделать ещё несколько усилий. Имам, в частности, считал необходимым захват Шуры.

В ноябре 1843 года настали тревожные дни для Темир-Хан-Шуры. Личный секретарь имама Мухаммед-Тахир ал-Карахи отмечает, что Шамиль по пути из Гергебиля сжёг дворец Ахмед-Хана Мехтулинского в Нижнем Дженгутае.

11 ноября 1843 года он захватил Нижнее Казанище, а его люди — Верхнее Казанище, Буглен, Муслимаул, Халимбекаул, Кафыркумух. Жители подвластных Шамхалу селений получили приказ имама — переселяться подальше в горы.

Таким образом, Темир-Хан-Шура оказалась отрезанной и не имела связи ни с Чирюртом, ни с укреплением Низовое, в которых ещё имелись гарнизоны солдат. Шамиль 13 дней жил в Нижнем Казанище, в доме переехавшего Шамхала. Сюда же доставили орудие (по некоторым сведениям, пять пушек) и из него дали несколько выстрелов по крепости. Стрельба носила случайный характер и особого ущерба Темир-Хан-Шуре не нанесла.

Шамиль осадил крепость, но не штурмовал. Он, вероятно, понимал, что с ходу, простой атакой, не сумеет одолеть Темир-Хан-Шуру, имевшую крепостные стены с трёх сторон с пятью сторожевыми башнями.

В крепости в это время находились Апшеронский полк (без двух рот), один батальон Тифлисского полка, две с половиной роты Кабардинского полка, две с половиной сотни казаков, гарнизонная артиллерия и десять полевых орудий.

Усиленные разъезды мюридов переходили речку Атлан-озень почти на расстоянии ружейного выстрела. Но, не имея осадных орудий и ещё по ряду причин, горцы не решились ни на активную блокаду, ни на штурм.

К осаждённым с севера форсированным маршем шёл генерал Фрейтаг. У него имелось 1350 рекрутов, 1400 казаков и 18 орудий. В столкновениях у Кафыркумуха и Муслимаула Фрейтаг оттеснил мюридов в горы, и 14 декабря 1843 года, т. е. через месяц и три дня, угроза для Темир-Хан-Шуры миновала.

Впервые в мире

8-го июня 1847 года Николай Иванович Пирогов отправился в Дагестан на тарантасе для испытания действий паров эфира прямо на поле боя. Для этой цели он вёз 30 приборов собственного изобретения и два пуда наркотического вещества. Хирурга сопровождал врач Неммерт и старший фельдшер столичного госпиталя Калашников.

«Из Пятигорска, — писал в своих воспоминаниях Пирогов, — до самой Темир-Хан-Шуры мы ехали навстречу холере и застали её в Кизляре, где она была уже второй раз». Следует заметить, что стояла вторая половина лета, было очень жарко, порою термометр показывал 35 градусов. Поэтому, наверное, встреча с Дагестаном на хирурга произвела тяжёлое впечатление.

О Темир-Хан-Шуре хирург сделал такую запись: «Это укрепление, лежащее между горами, составляет весьма важный пункт в Северном Дагестане».

Как раз перед прибытием врачей из-под Гергебиля, где шли тяжёлые бои, в Темир-Хан-Шуру доставили 274 раненых солдат и офицеров, нуждавшихся в срочной помощи. Сюда стекалось во время экспедиций много раненых. В укреплении Пирогов провёл 16 операций под наркозом, внедряя в практику военно-полевой медицины это изобретение <…> Свои операции под наркозом русский врач производил в присутствии раненых. Дело в том, что до Пирогова человека, нуждавшегося в хирургическом вмешательстве, поили водкой, вином или какими-либо снадобьями, приводящими в бесчувственное состояние. Затем его клали на стол, а несколько дюжих молодцов держали, чтобы больной не вырвался, не помешал хирургу.

<…> На Пирогова смотрели, как на спасителя. Видя, как протекают сложнейшие операции, солдаты без суеты и приказа спокойно ложились на стол. Хирург как бы снимал психологический барьер, который раньше заставлял людей заранее содрогаться перед ожидаемыми болями.

<…> Попутно заметим, что в Темир-Хан-Шуре хирург обезболивал, не только давая в особых случаях вдыхать пары эфира через нос или через рот, но и вводя их в прямую кишку. Н.И. Пирогов также впервые применил в Темир-Хан-Шуре в массовом порядке йод и крахмальную повязку, предшественницу гипсовой повязки.

Нападение Хаджи-Мурата

…В апреле 1849 года в районе Темир-Хан-Шуры неожиданно появился известный наиб Шамиля Хаджи-Мурат со своим помощником Мусой Балаканским. Он не планировал захватывать крепость: в укреплении стоял знаменитый Апшеронский полк, два эскадрона нижегородских, несколько сотен казаков, имелись здесь и пушки. А горцев было немногим более 500 человек. Хаджи-Мурат хотел лишь поднять переполох в стане противника и захватить добро.

В ночь на 15 апреля мюриды Хаджи-Мурата двинулись к Темир-Хан-Шуре со стороны Муслимаула. Когда горцы подошли на расстояние ружейного выстрела, триста из них сидели на конях, а двести, по приказу наиба, спешились и ползли к валам.

Всё как будто было учтено: ночь, внезапность нападения, канун Пасхи, да ещё ко всему этому имелся специальный проводник, хорошо знавший улицы крепости. Момент можно было считать и в том отношении удачным, что, вероятно, в Темир-Хан-Шуре в ту пору отсутствовал «гроза Дагестана» князь Аргутинский.

Но апшеронцев не удалось ни обмануть, ни застать врасплох. Часов в 11 вечера их сторожевой пост встретил пятерых горцев, ехавших на лошадях со стороны Муслимаула. Апшеронцы дали залп и поспешили к себе, чтобы предупредить об опасности. Воинский начальник Кендзержинский приказал им быть вблизи крепостного вала, а сам, захватив человек 30 из караула сторожевой башни, у Аварских ворот стал ждать донесений разведчиков. Между тем в непроглядной темноте солдаты неожиданно для себя снова оказались перед очень большой группой всадников. Попав под их обстрел, четверо тут же свалились замертво. Остальные сумели ускакать. Горцы же, понимая, что выстрелы непременно поднимут тревогу в крепости, бросились во весь карьер к укреплению. Выставив два значка около русских батарей, нападающие через восточную часть вала перелезли внутрь. Но находящийся на батарее штабс-капитан Теплин с несколькими десятками апшеронцев дал залп из ружей, ошеломив противника с тыла.

Апшеронцам удалось в штыковом бою опрокинуть горцев. В это же самое время с другой стороны вала перемахнула большая группа людей Хаджи-Мурата, но тут случилось неожиданное: лихие наездники на улицах незнакомого города растерялись, проводник, почуяв опасность и пользуясь суматохой, скрылся.

На одной из улиц в кромешной тьме светилось окнами какое-то здание. Горцы побежали к нему, приняв его за резиденцию командира Апшеронского полка князя Орбелиани. Ошибка была явной. Попали в госпиталь. Больные и раненые, услышав выстрелы и крики горцев, вбежали в большую палату, забаррикадировали дверь.

Впоследствии сам Хаджи-Мурат, вспоминая об этой операции, рассказывал, что во время нападения на Темир-Хан-Шуру, кроме раненых, которых не сумели в темноте вынести из укрепления его люди, в руках у русских они оставили 12 человек убитыми.

По поводу действий горцев генерал-лейтенант Потто с тревогой отмечал: «…Но нельзя не сознавать, что Шура на этот раз отделалась дешево. Хаджи-Мурат не совсем ошибся в направлении: дом полкового командира стоял как раз напротив госпиталя, — светись в нём хоть какая-нибудь лампадка, дело могло бы принять другой оборот. Ворваться в дом полкового командира, как они ворвались в госпиталь, убить часового, двух-трёх вестовых, схватив самого Орбелиани, и вместо оловянной посуды вынести полковые знамёна, — могло быть делом одной минуты. Если бы это удалось, то горцы успели бы скрыться со своими драгоценностями прежде, чем подоспели сюда батальоны» (2 Потто В. Нападение Хаджи-Мурата на Темир-Хан-Шуру. — 14.IV.1849)

Командование Темирханшуринского укрепления, да и сам князь Аргутинский за оплошность получили от императора Николая I строгое замечание.

После этого события между Шурой и Ишкартами был построен оптический телеграф. Аппараты наблюдения и передачи установили на Кавалер-Батарее и в новом здании на холме близ Ишкарты.

Важная статистика

<…> Свидетельства о жизни Темир-Хан-Шуры оставили лекарь 1-го Дагестанского конно-иррегулярного полка И.С. Костемеревский и некий путешественник П. Егоров. И хотя свидетельства Костемеревского и Егорова носят статистический характер, они от этого не только не проигрывают, а наоборот, вызывают пристальное внимание.

В Темир-Хан-Шуре сто семьдесят два года назад (в книге 2000 г. — 140 лет) имелись 23 улицы, состоящие из 70 кварталов. Ширина улиц — от 7 до 14 сажен. Из 23 улиц только три имели узкие тротуары и были замощены. 6 больших пустырей громко именовались площадями с характерными названиями: Аварская, Апшеронская, Базарная, Плац-парадная, Армянская и Церковная. Из них две последние были выстланы каменной мостовой. Авторы статей с некоторой гордостью пишут, что «почти на всех площадях и некоторых улицах имеются фонари для ночного освещения».

Дома в Темир-Хан-Шуре сооружали из саманного кирпича. «Солдатские избы в Шуре, — сообщает И.С. Костемеревский, — как и везде на Кавказе, строятся по одному известному плану, напоминающему собой русские избы с сенями, чуланом и горницей. Дома эти кроются <…> легкими плетёнками из хвороста, тщательно смазанными смесью глины с саманами».

А.П. Егоров, говоря о Темир-Хан-Шуре, как бы продолжает мысль лекаря Дагестанского полка: «Дома в ней, улицы, казённые здания, лавки, базар — словом, всё носит русскую физиономию».

На 23 улицах имелось 686 строений. Из них: церквей — 4, мечетей — 1, синагог — 1, домов казённых из камня — 8, из самана-кирпича — 17, для помещения солдат и их заведений — 95, артиллерийских парков — 6, училищ (мусульманское) — 1, башен — 6 (сюда входила и башня, стоявшая в двух верстах к югу от Темир-Хан-Шуры), фонтанов — 4, бассейнов — 3, ворот каменных — 3.

Строений, находящихся в частных руках, насчитывалось 534. Сюда входили дома офицерские — 72, солдатские — 345 (отставники, женатые, инвалиды) и торгового сословия — 117.

В городе находились и другие учреждения, среди которых назовём кондитерские — 1, булочные — 2, парикмахерские — 1, мельницы водяные — 1, бани (персидские) — 2, бани (русские) — 3, прачечные — 1.

Всего в Темир-Хан-Шуре проживал 7031 человек, из которых две третьих составляли военнослужащие.

Если рассматривать гражданскую часть жителей города по национальности, то мы получили бы следующую картину: русских мужчин — 229, женщин — 108, грузин — 26, грузинок — 2, армян — 130, армянок — 44, немцев — 8, немок — 6, евреев — 45, евреек — 44, персиян — 230, персиянок — 27.

В городе плотничали 30 человек, двое работали столярами и 47 — каменщиками. Все они по народности являлись русскими. На 12 «заводах» кирпичными мастерами работали 80 человек, причем все персияне. Имелся один печник, 22 портных (хозяевами были евреи, учениками — русские), 4 сапожника (евреи), 6 серебряков (горцы), 25 кузнецов и медников (персияне и лакцы), один оружейный мастер (немец), три шарманщика, один кондитер (швейцарец). И наконец, мастеров курительных трубок из камня, дерева с инкрустацией — 10 (все горцы).

За 25 лет русское население Темир-Хан-Шуры выросло до 1318 человек обоего пола. Из них приблизительно половина попала сюда в качестве «второго эшелона». А другая половина — уроженцы царской крепости.

В материале использованы сведения Е.И. Козубского, опубликованные в «Дагестанском сборнике» в 1902 году.

Фото из архива автора.