Бушлат

Перевод с лезгинского Алибека Омарова

…Когда началась спецоперация, Магомед с Ахмедом по контракту уже четвертый год служили в одной части. И в первые же дни они добровольцами отправились на Украину. Их, дагестанца и чеченца, бойцов разведроты, связывала давнишняя крепкая дружба. Одинакового роста, и по телосложению они были разительно схожи между собой. Выходя куда-то, один мог, перепутав, запросто натянуть на себя бушлат другого. В разведке, осторожные и наблюдательные, они становились опорой друг другу. За два месяца боевых действий они уже не раз невредимыми выходили из опасных переделок, чувствуя себя победителями…

К середине мая еще держалась холодная погода. После завтрака командир части поставил перед капитаном Сидоровым, командиром разведроты, срочную задачу. Дорогу из Купянска в Изюм и лес вдоль нее держали под наблюдением украинские подразделения, не давая российским войскам продвинуться вперед. Разведчикам предстояло обнаружить и уточнить места скопления противника и его боевой техники. Капитан Сидоров, вернувшись от командира части, поднял роту по тревоге и с одним взводом отправился на выполнение задания.

Довольно долго взвод ехал на бронетехнике. Потом пришлось оставить машины и двигаться дальше своим ходом. Но добраться до назначенного пункта они не успели — противник орудийными ударами сначала разбил их машины, следом ураганный огонь обрушился на них самих.

— Укрыться! — выкрикнул командир.

У капитана Николая Сидорова за плечами были учеба в Суворовском военном училище и шесть лет армейской службы, однако в серьезных боевых действиях офицер участвовал впервые. Но он ни в какой обстановке не терялся, не испытывал чувства страха, всегда помнил, что отвечает не только за себя, но и за бойцов.

Поставленную командиром части задачу требовалось решить во что бы то ни стало.

— Приготовиться к бою! — приказал капитан во всю мощь своих голосовых связок, стараясь, чтобы в грохоте взрывов его услышали все.

— Командир, двое получили тяжёлые ранения, — крикнул один из бойцов.

— Раненым оказать помощь, вывести их в безопасное место! Остальным приготовиться к бою! — капитан повторил приказ.

Укрывшийся взвод, заняв оборону, вступил в ожесточенную перестрелку с находившимся перед ним противником. Но вдруг автоматная стрельба с той стороны прекратилась, зато заговорила артиллерия. Видимо, кто-то, скрываясь поблизости, указывал цель и корректировал огонь.

— Командир, вон тот лес может выручить нас, а то мы перед врагом как на ладони, — подполз Магомед к капитану.

— Ты прав, сержант. Их разведка неплохо работает. Вероятно, они нас ждали. Выходи на связь с частью и сообщи о происходящем. Если не поспеет помощь, тугонам придется. А тот лес укроет нас. Будем двигаться туда вот по этому каналу. Мой приказ доведи до всех.

Капитан сам двинулся первым. За ним весь взвод, пригнувшись к земле, последовал по высохшему каналу.

Как бы ни старались оставаться незамеченными, они наткнулись на врага. Опять разгорелась перестрелка. Повернули обратно, но сзади тоже появились враги. И тут в кармане одного из бойцов заверещал телефон.

— Телефон?! У кого телефон? Быстро выключить и разбить! — разъярился командир.

Не успел боец вынуть из кармана телефон, как прилетело несколько мин. Боец с телефоном и все те, кто находился вблизи, взлетели в воздух подобно тряпкам, их тела, разорванные на куски, вместе с комьями земли посыпались вниз. Командира роты и Магомеда, идущих впереди, взрывом мины отбросило дальше на несколько шагов. Магомед пришел в себя с шумом в голове, в ушах звенело. Он открыл глаза и почему-то ничего не увидел. Было темно, дышалось тяжело. Попробовал встать, но на него давило что-то тяжелое. Осторожно пошевелив руками и ногами, он не ощутил боли. Приподнял голову, и теперь в глаза ударил свет. Опять попытался встать, но, действительно, на спине было что-то тяжелое. Приложив усилие, он приподнялся, и это что-то соскользнуло с его спины. Это был капитан, без сознания, запорошенный землей. Из его бушлата, в нескольких местах разорванного на спине, вылезла вата. «Да он собой укрыл меня…» — пронеслось в голове.

— Командир! Вы ранены? — Магомед перевернул его вверх лицом, слегка похлопал по щекам.

Капитан тяжело открыл глаза. Он силился заговорить, но не сумел издать ни звука и потерял сознание.

— Надо вынести командира! — Магомед оглянулся назад.

В воронках от взрывов мин он увидел убитых бойцов, раскиданные части тел, грязные лохмотья и оружие. И никого живого. У уха свистнула пуля, что заставило его запоздало пригнуться.

—Тебя я вынесу, командир…

Магомед осторожно выглянул из-за края канавы. Вдали были видны стрелявшие на ходу враги. Они заметно приближались, а до спасительного леса оставалось метров сто. Примерно столько же было и до цепи автоматчиков. Магомед немедля схватил за ворот бушлата командира и потащил его в сторону леса. Над головой свистели бесцельно летящие пули. Магомед не останавливался, чтобы ответить на выстрелы: теперь главным было вынести командира в безопасное место. Ближе к лесу стенки канала стали выше, что давало возможность двигаться не наклоняясь. Капитан пришел в себя, Магомед поднял его на ноги.

— Командир, можете идти? Давайте я вам помогу.

Магомед подставил плечо, перекинул его руку за свою шею и повел вперёд. Капитан нетвёрдо зашагал. Дойдя до опушки, они дали себе отдышаться и углубились дальше в лес. Найдя подходящее место, Магомед осмотрел рану командира. Его спас бронежилет, но спина была изранена осколками. Магомед достал из подсумка обезболивающий шприц-тюбик, медикаменты, бинты. Перевязав рану командира, разведчик вернулся к опушке узнать, не идут ли за ними преследователи. Те рыскали там, где накрыли огнем взвод, искали, не остался ли кто в живых. Когда он пришел, капитан спросил:

— Где взвод?

— Как вы себя чувствуете, командир? — Магомед сделал вид, что не расслышал вопроса.

— Где взвод? — настойчиво повторил капитан.

— Вы успокойтесь, товарищ капитан! Вам нельзя волноваться. А взвод… Взвода нет.

— Что?! Почему я тогда остался?!

Капитан, как-то в миг осунувшись, обхватил голову руками и добавил глухим голосом:

— Надо сообщить в часть.

— Как? — выжидающе взглянул на него Магомед.

— Не знаю. Надо найти выход…

— Радист тоже погиб. Мобильные телефоны мы оставили в части. Немного отдохнем и попробуем пройти этот лес. Как вы себя чувствуете, командир? В состоянии идти?

— Лес этот большой. С командиром части мы сегодня смотрели по карте. Мы не сумеем выйти к его другому краю. Возможно, там к тому же заминировано. Надо соблюдать осторожность. Я останусь здесь, ты иди дальше. Поищи укрытие понадежнее. — Капитан сел, прислонившись к стволу дуба.

— Понял, командир. Я иду в разведку. — Магомед, стараясь не шуметь, углубился в лес.

В части пользоваться мобильными телефонами позволяли лишь в самых необходимых случаях. Подключаясь к мобильной связи, враг без труда определял местонахождение противника. А некоторые мобильники были так устроены, что они даже в выключенном состоянии давали такую возможность. Не по телефону ли бойца сумели узнать о продвижении их взвода преследователи? Этого нельзя было исключить…

Лес казался огромным и состоял из старых дубов, кленов, ясеней. Некоторые дубы имели такие кроны, что под каждой из них могла расположиться многолюдная компания. Возраст этих деревьев, кажется, мог доходить и до тысячи лет. В иных местах, не тронутых человеком, подлесок казался непроходимым. Магомед наткнулся на штабели дров, по виду заготовленных несколько лет назад. К ним вела автомобильная дорога, хотя и заросшая лесными травами. По всем признакам лес долго оставался без присмотра лесника. «Но домик лесника где-то должен быть», — подумал Магомед, оглядываясь вокруг. «Удобное место, где могут укрываться украинские военные, — продолжал он размышлять. — Разве они могут не воспользоваться этим лесом? А вдруг наткнёшься на них, что будешь делать?» Мысли растревожили Магомеда, а тут из-за куста выскочил заяц, заставив его вздрогнуть. Рванув с плеча автомат и сняв его с предохранителя, он бросился за ствол дерева, продолжая обшаривать кругом глазами. Не увидев никого живого, он продолжил идти, осторожно делая короткие шаги и укрываясь за деревьями. Чтобы не забыть обратную дорогу, он часто оглядывался назад и запоминал приметы.

Магомед не ошибся: впереди показалась изба. Некоторое время он стоял, наблюдая за избой, потом подошел ближе. Окна крест-накрест заколочены досками и, как можно судить по цвету древесины, уже давно. Да и дорожка к входу заросла травой. Обойдя избу кругом, Магомед остановился у двери и толкнул её. Она легко поддалась.

— Есть тут кто? — жёстким голосом спросил Магомед и с автоматом наизготовку шагнул внутрь.

Отвечать было некому, изба пустовала. Середину её занимал большой стол. У дальней стены стояли два топчана. Под одним из окон, из которого падал тусклый свет, Магомед увидел буржуйку с трубой, выведенной наружу. Рядом на навесной полке расположились прокопченные чайник, кастрюля и рядом — стайка разнокалиберной посуды. Всё было покрыто слоем пыли и затянуто паутиной. «Надо привести сюда командира», — решил Магомед и вышел наружу.

Вдруг с той стороны, где он оставил капитана, раздались автоматные очереди. Магомед бегом пустился назад, но, дойдя до дуба, никого не нашёл под ним. «Где Сидоров? Попался? Ушел? Но он толком не может ходить…» Переходя от деревак дереву, укрываясь за ними, он обошел вокруг — ничего такого, что говорило бы о появлении здесь людей. Но вот тут, кажется, кто-то полз или что-то тащили по земле. Направившись по следу, Магомед оказался у зарослей кустарника, где наткнулся на лежавшего ничком капитана.

— Товарищ капитан, как вы оказались здесь? — Магомед перевернул его.

— Они пришли за нами, постреляли из автоматов. Я не стал отвечать, их было много. Я пробрался сюда, ползти дальше не хватило сил, — хватая ртом воздух, ответил капитан.

— Куда они направились?

— Кажется, ушли обратно.

— Я нашел сторожку лесничего, это недалеко отсюда. Ночь проведем там, потом найдем способ связаться с частью. Надо идти, держитесь за меня. — Магомед наклонился над капитаном.

Уже темнело, когда они дошли до сторожки. В сгустившемся сумеречном воздухе зароились комары, облепляла мошкара.

— Отдохнем, командир. — Магомед помог капитану опуститься на лавку перед сторожкой и сел сам. — В избе всё в пыли. Я устрою вам место, чтобы лежать.

— Сержант, в чистоте, на белых простынях будем спать, если выберемся отсюда живыми. А сейчас зайдём внутрь, если там есть где лежать.

— Есть, командир. Топчаны для двоих.

— Вот и хорошо. Помоги мне. Здесь комары высосут из меня остатки крови.

Капитан закинул руку на плечо Магомеда. Они вошли в избу.

                                                * * *

В части не сразу узнали об уничтожении взвода. Ждали три часа, пошел четвертый час, когда на поиски пропавших разведчиков направился батальон на бронетехнике. Украинцы, как будто предупрежденные, отошли назад, на свои укрепленные позиции. От всего взвода нашли только два трупа. У одного и тело, и лицо были неузнаваемо обезображены, но по документам, найденным в бушлате, установили, что это Магомед Рамазанов. Остальных бойцов собрали по частям, их оторванные руки и ноги, изуродованные тела увезли в морг. Теперь по найденным документам предстояло узнать, какая часть тела кому принадлежит…

В последние два месяца на Украину из европейских стран поступали денежная помощь и оружие, приезжали наемники. Российские войска несли ощутимые потери, с каждым днём росло число погибших.

Тяжелой обязанностью для командира части стала отправка по домам останков погибших бойцов. Приходилось проводить сложную работу, чтобы установить принадлежность частей их тел. В некоторых случаях в цинковый гроб укладывали лишь руку, ногу или какую-то другую часть тела, с балластом для тяжести. А бывало, что от погибшего бойца вообще ничего не оставалось. В таких случаях имя бойца заносилось в список пропавших без вести, и этот список тоже рос.

Через неделю в сопровождении офицера и двух бойцов цинковый гроб с телом Магомеда Рамазанова отправили в Дагестан.

                                                 * * *

Вот как всё начиналось. Магомеду, отслужившему год в армии и вернувшемуся домой, Саид через два месяца сыграл свадьбу. Ещё два месяца для безработного Магомеда пролетели незаметно. В один из вечеров ему позвонил сослуживец, чеченец Ахмед. Магомед обрадовался звонку товарища. Тот сообщил, что в Чечне создаётся часть из контрактников, обещают хорошую оплату и льготы.

— Я хочу вступить в эту часть, — сказал Ахмед. — Если бы приехал и ты, служба у нас пошла бы веселее. Что скажешь, Магомед?

— По правде сказать, в селе делать нечего. Если в скором времени не возьмусь за какое-нибудь дело, боюсь, отец выгонит меня из дома вместе с молодой женой. Твоё предложение заманчиво, тем более что служить мы будем вместе. В мирное время, при хорошей оплате — почему бы не служить? — Пересыпая свои слова шутками, Магомед дал согласие.

Молодые люди не стали медлить. Собрав нужные документы, подписав контракт на пять лет, они оказались в рядах части, дислоцировавшейся в Чечне.

За годы службы дружба их ещё более укрепилась. Они вместе уходили в отпуск, ездили друг к другу в гости, познакомились с родными. Отец Ахмеда относился к Магомеду почти как к своему сыну. Порой он сам отвечал на звонки Магомеда, если Ахмеда не оказывалось на месте, расспрашивал, сообщал новости. У Магомеда с Ахмедом, словно по сговору, родились по сыну и дочери.

После сообщения о том, что Магомед погиб, еще два дня ждали прибытия тела. И эти два дня для Саида тянулись как два года. Утром, как только начинало светать, он садился за распахнутыми воротами. Все, кто получал весть о погибшем, шли с соболезнованием, садились на устроенные перед воротами и во дворе лавки, покрытые коврами. Из дома раздавался скорбный, раздирающий душу плач женщин.

Когда во дворе опустили на землю цинковый гроб, его обняла, содрогаясь от рыданий, безутешная мать Магомеда. Картина потрясла собравшихся людей. Многие, опустив голову и скрывая слезы, отходили в сторону.

— Откройте! Покажите мне моё дитя! Здесь не он, не мой сын! — мать пыталась открыть гроб.

— Да откройте же, — раздались голоса. — Пусть мать в последний раз взглянет на сына.

Но приехавшие с гробом сопровождающие и районный военком, поговорив с Саидом, не разрешили открыть гроб. Сам Саид, глядя на гроб, стоял, словно заговорённый, не произнеся ни слова.

Покойника понесли на кладбище. Мать, вырывая волосы, исходила криком. Женщины, удерживающие её, ничего не могли поделать, пока она, лишившись чувств, не упала…

                                                   * * *

Магомеда разбудило знакомое с детства утреннее пение птиц. Несколько минут он слушал, не открывая глаза. И ему представилось его горное село. Сначала белая отара овец на зелёном косогоре, пасущиеся внизу, в лощине коровы. Потом вразброд стоящие дома с разбегающимися извилистыми улочками между ними, и в стороне от остальных — родной дом. В мыслях он вошёл в него… В комнате с распахнутой настежь двустворчатой дверью сидят за столом одетые в чёрное мать с отцом, жена и двое детей. Перед ними тарелки с едой, но к еде почему-то никто не притрагивается. Одно место за столом пусто, хотя там тоже стоит полная тарелка. Все молча смотрят на это пустующее место… Вдруг слух его резанул стон измученного болью человека, и он открыл глаза. Стонал лежавший на соседнем топчане командир. Сквозь щель в затворённой ставне на его лицо падал слабый солнечный луч. Магомед с усилием поднялся и подошел к капитану.

— Командир, как вы? Что-нибудь надо?

— Пить, дай пить, — не проснувшись окончательно, слабым голосом попросил капитан.

— Воду? — Магомед обвел взглядом помещение и не увидел никакой ёмкости с водой. Он вышел наружу, обошел вокруг сторожки, но и рядом с ней не нашел воды. Надо искать источник.

— Я сейчас принесу воду. — Магомед вышел с автоматом в одной руке и с чайником в другой. У сторожки на двух столбах был закреплен стенд. Наверху стенданазвание местности «Шервудский лес», а под ним — отпечатанный текст и карта. Магомед внимательно изучил нанесенные на неё населённые пункты и водоёмы. Ближайшим был город Изюм. Магомед вышел к автомобильной дороге, пересекающей лес, и постоял, вглядываясь то в одну, то в другую сторону. Они пришли справа, и он знает, что находится на той стороне. Магомед зашагал налево. Немало пройдя, он увидел на обочине дороги две сожжённые бронемашины. Вся дорога была усеяна касками, армейской обувью, лохмотьями обмундирования, вещами воинского обихода, орудийными гильзами. Сквозь заросли кустарника виднелись низкие землянки. Встречались большие воронки, оставленные взрывами снарядов. В этом лесу недалеко от Изюма два месяца назад шли ожесточенные бои.

Магомед шел, сняв автомат с предохранителя, зорко вглядываясь во всё видимое. Неожиданно он оказался у канала с чистой водой. Положив автомат, он спустился к воде, ополоснув чайник, набрал воду. Сняв с себя бушлат и каску, закатав рукава, он опять спустился к воде. Сначала с наслаждением вымыл грязные руки и лицо, потом напился, черпая воду пригоршнями. Вернувшись к своим вещам, он несколько раз энергично встряхнул запылившийся бушлат. И тут из его кармана выпало что-то, завернутое в целлофан. На внутреннем кармане бушлата Магомед, замерев, прочитал: «Ахмед». «Опять ты перепутал наши бушлаты, Ахмед! Опять ты надел мой бушлат. И документы твои у меня… Ладно, надеюсь, как вернёмся, так и поменяемся…» Магомед надел каску и бушлат, после чего развернул пакет. В военном билете друга лежала фотография, на которой Магомед увидел себя — вместе с Ахмедом и двумя его детьми. Магомед сунул документы в карман, забрал автомат и чайник и пошел обратно. В сторожке лесника командир что-то писал, сидя за столом.

— Куда ты пропал? Я выходил, а тебя нигде не видно.

— Я принес воду, — Магомед поставил на стол чайник.

— Хочешь приготовить чай?

— Нет, я только выполнил вашу просьбу.

— Мою просьбу? Я сказал, чтобы ты принес воду?

— Во сне вы просили пить.

— Вот оно что… Если ты постарался, нельзя не попить. Подай-ка…

Капитан несколько раз глотнул из носика чайника.

— А что вы пишете, товарищ капитан?

— Что-то вроде завещания, — капитан сложил бумагу.

— Рано оставлять завещание… Товарищ капитан, вы можете ходить без помощи? Рана сильно мешает?

— Мешает… Но другого выхода нет, надо потерпеть. Довольно ты тащил меня. Вот мне помощник, — капитан показал на искривленную дубовую палку, приставленную к столу. — Чем раньше мы уйдем из этого леса, тем больше у нас шансов остаться в живых.

— Кажется, эта сторона контролируется противником.

— Да, сержант. Если верить карте, мы на их территории. Я удивляюсь тому, что никого не видно. Но здесь нам нельзя оставаться: надо найти или транспорт, или способ связаться с частью. Будем двигаться к Изюму — он под контролем наших.

— Вы можете идти?

— Как смогу, так и пойду. Другого выхода нет, — повторил капитан и, взяв палку, тяжело поднялся.

                                                   * * *

Через неделю глава администрации района вместе с военкомом, двумя депутатами и еще несколькими ответственными лицами пришли домой к Саиду. Они вручили отцу орден Мужества, которым Магомеда наградили посмертно. Пришедшие расспросили Саида, не нуждается ли он в чем, сообщили, что, основываясь на решении президента страны, семья погибшего получит семь миллионов рублей, объяснили, какие бумаги для этого надо собрать, а также попросили портрет его сына в военной форме для надмогильного памятника.

— Саид, почему они приходили? Что им ещё надо от нас? — спросила у мужа Зухра, сидевшая с внучкой на коленях.

— Они хотят поставить на могиле нашего сына мраморный камень. Просили его портрет…

— Мой сын не погиб! Мой сын вернется. Ночи напролет я вижу его во сне… Он жив. Он просит помощи! Почему они не помогут нашему сыну? — Зухра зарыдала, прижав к себе внучку.

— Нет его, и мы не можем вернуть его к жизни. Надо хотя бы собрать нужные бумаги и получить деньги, которые даёт государство. Иначе на что кормить и одевать этих сирот?

Стоявшая рядом невестка забрала у Зухры девочку.

— Мы ни в чём не нуждаемся, дочка. Но собери требуемые бумаги и получай что дают. — Саид вышел из комнаты.

                                                    * * *

В этот день капитан Сидоров и сержант Рамазанов, ни на минуту не забывая об опасности встречи с врагом, прошли всего несколько километров. На всем пути они видели следы жестоких боёв. После того как миновали канал, откуда Магомед брал воду, стала чаще встречаться разбитая и сожженная боевая техника. Вскоре заезженная автомобильная дорога свернула в сторону. Капитан остановился.

— Передохнем, сержант, и подумаем, — сказал он. — Мне кажется, эта дорога приведет нас к неприятелю…

Он сел у дороги на ствол дуба, вырванного с корнем. Хотя часть оголившихся корней торчала в воздухе, оставшиеся в земле продолжали питать дерево — оно продолжало жить. На вывороченной земле образовался муравейник. Деятельные движения муравьев заняли Магомеда. По дорожкам муравейника вниз резво спускались муравьи налегке, а наверх поднимались нагруженными. Целый отряд муравьев тащил большущего жука. А два муравья повздорили из-за соломинки, тянули её в разные стороны. Через какое-то время два муравья, оставив соломинку, схватились между собой, поочередно подкидывая друг друга в воздух. Муравьи же, бежавшие мимо, не обращали на драчунов внимания. Наконец один из повздоривших оказался сильнее: поднял соперника, отнес его в сторону и бросил. Потом вернулся, забрал соломинку и потащил дальше.

— По этой автомобильной дороге идти опасно. А по лесу трудно. Как нам быть, сержант? — отвлек Магомеда от его мыслей капитан.

— Вам будет тяжело, товарищ капитан. А мне ничего, я привычен ходить и по лесным тропинкам, и в горах. Двигаться по лесу для нас, конечно, безопаснее.

— Что для нас — важнее! Вставай и иди впереди, сержант. Нам в ту сторону. — Капитан встал, опираясь на палки, которых теперь у него было две.

Он постоял, наблюдая за Магомедом, потом вслед за ним вступил под свод деревьев. Идти по лесной тропинке, которой, судя по следам, пользовались и звери, оказалось не так уж трудно. Вскоре они оказались на развилке. Магомед, остановившись, оглянулся на капитана.

— Всегда бери левее, — не дожидаясь вопроса, сказал тот. — Не надо углубляться в лес.

Шли еще какое-то время, когда Магомед почувствовал тяжёлый тошнотворный запах, который становился всё сильней. Впереди у тропинки он увидел некое подобие шалаша из ветвей. Движением руки Магомед остановил капитана, следовавшего за ним, а сам, пригнувшись, стал вслушиваться. Но слух его не уловил никаких посторонних звуков. Подкравшись к шалашу, Магомед остановился, сжимая в руках автомат, за ним, тоже с автоматом наготове, остановился капитан. Над кучей ветвей, которые Магомед принял за шалаш, шумно роились мухи.

— Наверное, под ветвями туша мёртвого животного, от неё и запах. — Капитан опустил автомат. Магомед, закинув автомат за спину, потянул за конец одну ветку, отчего вся куча обрушилась в его сторону.

— Вот же! — От увиденного он отскочил назад.

Под ветвями открылась яма, воронка от разрыва, полная мёртвых человеческих тел.

— Укры, — проговорил капитан. — Если не могли увезти, хотя бы землей закидали. И это люди? — Капитан, зажимая рот и нос рукой, отошел в сторону.

Сдерживая подступающую тошноту, Магомед водворил кучу ветвей на прежнее место.

Пройдя немалое расстояние, они опять вышли к автомобильной дороге. Вдоль дороги тянулись замаскированные ветвями траншеи с устроенными в конце блиндажами.

— Товарищ капитан, вы постойте здесь. Я пойду узнаю, что там. — Магомед спустился в траншею.

— Будь осторожен, могут быть мины, — предупредил капитан и прилег у края траншеи, не выпуская из рук автомат и наблюдая за удаляющимся Магомедом.

Он исчез из виду, но вскоре вернулся с вещмешком, оттягивающим руку.

— Я нашёл целый продовольственный склад украинцев, можем наесться досыта, — сказал Магомед, вынимая из мешка банки консервов. — Я взял знакомое, с этикетками на русском языке.

— Охраны не было? Может, здесь и переночуем?

— Мысль неплохая. Никого не видел, вероятно, они недавно ушли отсюда. И знаете, как будто собираются вернуться: оставили блиндаж, полный продуктов. Товарищ капитан, что ж, день клонится к вечеру, проведем здесь ночь.

— Да, я совсем обессилел. Покажи, где наша гостиница. — Капитан спустился в траншею.

— Условия, конечно, не как в пятизвездочном отеле, но есть еда и крыша над головой. Пойдёмте.

— Сержант, тут обитаемое место. Смотри, как чисто, всё содержится в порядке. Не то что в сторожке, где мы ночевали. Где-то могут быть и наблюдатели. Нам надо быть осторожными.

— Чтобы спать спокойно, поставим растяжки, командир.

Оба вышли с вещмешками за спиной, через какое-то время вернулись в блиндаж.

— Смотри, даже свечи имеются. — Капитан взял из ниши в стене одну из завернутых в бумагу свечей.

— Хорошенько поискать, найдем и цветной телевизор, и холодильник, — пошутил Магомед, приподнял топчан и потерял дар речи.

— Что там, нашел холодильник? — спросил капитан.

— Товарищ капитан, посмотрите сюда…

— Ого! Мины и гранаты… Проверь и там.

— И здесь, товарищ капитан, — сказал Магомед, заглянув под второй топчан. — Тут опасно оставаться… Как говорится, не рой другому яму, сам в неё попадёшь. Давайте поставим их на взрыватели и сделаем так, чтобы они сработали, как только поднимут топчаны. Можно и в других блиндажах, если там тоже хранится это добро.

— Ты прав, сержант, здесь нельзя оставаться. Уйдём подальше отсюда, — решил капитан и встал. — Вы уходите, а я устрою им этот сюрприз и догоню вас. Магомед несколько минут повозился в блиндаже, забрал вещмешок с консервами, два одеяла и присоединился к капитану.

— Теперь куда направимся, товарищ капитан?

— Дорогу я знаю не лучше тебя. Но будем продолжать идти по направлению к городу. Скоро стемнеет. На первом попавшемся подходящем месте устроим ночлег.

Около часа они шли по уже тёмному лесу. На востоке засияла полная луна.

— Товарищ капитан, гостиницы мы точно не найдём. Отшагали мы сегодня немало. Вам пришлось нелегко, да и проголодались. Давайте сойдём с дороги и переночуем под деревом.

— Стой, тихо! Машины едут… — вдруг замер капитан.

— И в нашу сторону. Уйдем с дороги, вон там кусты, — показал Магомед.

На дороге показалась колонна из БРДМ и двух крытых ГАЗ-66, которые ехали с выключенными фарами, может быть, используя приборы ночного видения.

— А вдруг наши? — шепотом сказал Магомед.

— Наши в незнакомом месте ночью не будут ездить, тем более вот так, две-три единицы техники. Это те, кто хорошо знает местность.

— Похожи на наши машины, но знаков различия не видно…

— Не разглядишь…— вглядываясь в смутные очертания машин, сказал капитан.

Колонна проехала на малой скорости. Наступила тишина.

— Если они поехали туда, откуда мы ушли, сюрприз им обеспечен.

— Ну, попробуй найти для нас какое-нибудь дупло. — Капитан вышел из-за кустов.

— Вон под тем громадным деревом и переночуем, товарищ капитан. — Магомед показал на дуб в нескольких шагах от них.

Он споро соорудил шалашик, постелил там одеяла.

— Как у Ленина в Разливе. — Капитан залез в шалаш и вытянулся на одеялах.

— Съедим по банке гречневой каши, потом можно и поспать. — Магомед достал консервы. И тут грохнуло — по ночному лесу прокатился звук мощного взрыва.

— Наш сюрприз сработал, товарищ капитан. — Магомед выскочил из шалаша и стоял, напряженно вглядываясь в ту сторону, где раздался взрыв.

— Сегодня у нас не будет спокойной ночи, сержант, — сказал капитан, тоже выйдя из шалаша. — Воевать, так до конца. Надо использовать выпавшую возможность, чтобы выбраться отсюда. Если какая-нибудь из машин осталась неповрежденной, это дает нам шанс.

— Товарищ капитан, вам будет тяжело вернуться назад на несколько километров. Вы оставайтесь здесь, а я пойду в разведку. Если живых там не осталось, а машина окажется на ходу, я пригоню её.

— Нет, сержант, в одиночку тебе придётся трудно. Пойдём вместе. Расстояние небольшое, надо успеть, прежде чем подоспеет помощь. Пойдем. — Капитан закинул за спину вещмешок, в одну руку взял автомат, в другую палку.

— Товарищ капитан, если пойдём вместе — опоздаем. Я побегу, посмотрю на результаты нашей работы, если повезет, приеду на машине. Разрешите идти.

— В таком случае поспеши, я буду ждать тебя. Будь осторожен. Если их окажется много, в бой не вступай. — Капитан хлопнул Магомеда по плечу.

Магомед вышел на дорогу, оглянувшись, махнул рукой капитану и быстро зашагал, а потом пустился бегом. Освещенную луной дорогу перебегали лесные звери. Когда в первый раз на дорогу выбежала лиса, у Магомеда упало сердце. Он вскинул автомат. Потом перестал обращать внимание на зверей. Не добежав до траншей метров сто, он сбавил шаг, дальше стал пробираться, прячась за деревьями.

На обочине дороги стоял БРДМ, две другие машины горели рядом с блиндажами. Людей не было, голоса не доносились. Выставив вперед автомат, Магомед приблизился к БРДМ, огляделся. Там, где были блиндажи, образовалась громадная воронка. Близко растущие деревья тоже горели. В нескольких местах можно было различить тела, засыпанные землей, живых людей нигде не было видно. Магомед приложился ухом к броне БРДМ, потом постучал по ней, но в ответ не раздалось ни звука. Забравшись наверх, он открыл люк и, направив в него дуло автомата, посмотрел внутрь. Пусто. Еще раз оглянувшись вокруг, он спустился в люк.

Водить БРДМ-2 (бойцы называли его «бардаком») Магомед научился еще в разведшколе. Прежде чем сесть за руль, он обследовал внутренность машины. Задний пулемет с заряженной кассетой готов к бою. На полу два автомата, два вещмешка и несколько металлических коробок с патронами. «Значит, взрыв произошел, когда все покинули машины и собрались у блиндажей. Иначе хоть кто-то остался бы в живых…» Прежде чем завести машину, Магомед осмотрелся вокруг по прибору ночного видения. БРДМ завёлся с пол-оборота. Магомед тихо тронулся с места, развернулся и, не включая фар, поехал туда, где оставил капитана.

— Ты молодец, товарищ сержант, настоящий герой! — встретил его капитан. — Вырвемся отсюда — я напишу представление о награждении тебя орденом Мужества.

— Как поедем, товарищ капитан?

— Выедем на трассу, а там видно будет. Вперёд, сержант, теперь мы на броне.

Через несколько километров они оказались у развилки дороги. Путь направо преграждал шлагбаум с подвешенными к одному концу танковыми траками, а путь налево был свободен. Магомед остановился.

— Вот куда нам надо! Езжай по свободной дороге.

— Откуда вы знаете дорогу, товарищ капитан? Вы разве бывали здесь?

— Та дорога перекрыта, и нетрудно понять, что для этого есть причина. Зачем нам соваться туда, когда есть свободная дорога? Хватит приключений на нашу голову.

Капитан не успел договорить, как к шлагбауму вышли два вооруженных солдата и спокойно подняли шлагбаум, открывая путь БРДМ.

— Видимо, знают эту машину, — сказал Магомед. — Товарищ капитан, сядьте за пулемет! — сказал он чуть ли не приказным тоном.

Капитан, не мешкая, пристроился к пулемету. Видя, что пушка БРДМ поворачивается в их сторону, оба солдата кинулись назад и стали стрелять из автоматов. Тут же заговорил пулемет, очередь, пущенная капитаном, уложила обоих. БРДМ, сорвав колёсами землю, рванул вперед по свободной дороге.

Вскоре лес кончился, они оказались на открытой равнине. В той стороне, где должен был находиться город, поблёскивали редкие огоньки.

— Похоже, эта дорога выведет нас к трассе. Газуй, сержант! — бодро приказал капитан.

— Командир, на въезде в город будет блокпост. Увидят машину противника и ударят по нас. Надо бы поднять белый флаг. — Магомед сбавил скорость.

— Где мы возьмем белый флаг?

— Пошарьте в вещмешках, товарищ капитан. Нам хотя бы майку белую… Бинты, бинты белые! Не может быть, чтобы не было бинтов. А то возьмем в нашем вещмешке.

— Нашёл. Здесь докторский халат. — Капитан вынул из вещмешка белый халат.

— Дайте его сюда, я его прикреплю к антенне. — Магомед остановил машину. Взяв у капитана халат, он разорвал его на две части. Откинув люк, с одной половинкой халата высунулся наружу, огляделся по сторонам и спустился вниз.

— Что случилось? Почему не прицепил?

— На этой машине нет антенны, а больше не к чему цеплять.

— Как будем подъезжать к блокпосту, я высунусь из люка и буду махать нашим флагом. — Это хорошая мысль!

— Ну, трогай!

— Ночь наша прошла в дороге, командир. Так и не удалось поспать…

— В части отоспимся. Целых три дня будем спать без просыпу, сержант. Нам бы отсюда выбраться подобру-поздорову… — Капитан вдруг задумался.

За какие-то сто метров до трассы перед БРДМ неожиданно возник глубокий ров, прорезавший дорогу. Машина остановилась прямо над его кромкой.

— Объезжай ров снизу, по полю. Мы в шаге от трассы.

Магомед молча подал назад и повернул машину в указанную ему сторону.

— Командир, вылезайте наверх с белым флагом. Мы подъезжаем к трассе.

— Помню, сержант. — Открыв люк, капитан высунулся наружу.

Подняв половинку халата над головой, он успел дважды махнуть из стороны в сторону. И тут БРДМ подбросило. Сначала сверкнуло молнией, потом грохнул взрыв, машину накрыла туча пыли…

                                                    * * *

После того как получила деньги за убитого на Украине мужа, Фируза изменилась. Пропала привычка прислушиваться к старикам, советоваться с ними, говорить им, куда идёт и откуда возвращается. Оставляя детей дома, она стала куда-то пропадать. Уедет к своей матери и задержится там на несколько дней, то гостит у подруги. На все полученные деньги, даже не посоветовавшись со старшими, она купила квартиру в столице республики. Еще через неделю начала собирать свои вещи.

— Что за сборы? Разве ты куда-то переезжаешь, невестка? — спросил у нее Саид.

— Мужа у меня не осталось, работать здесь негде, даже душу не отведешь. Что мне здесь делать? Я уезжаю в столицу.

— Но как же дети? Как с ними быть? — Саид невольно опустился на подвернувшийся стул.

— После гибели мужа у меня голова перестала соображать. Мне надо время, чтобы прийти в себя. А дети пока пусть останутся здесь. Как только устроюсь на работу, я заберу их.

— Милая невестка, горе терпишь не только ты. Разве нам, потерявшим сына, легче? — не сдержалась заглянувшая к ним Зухра.

— Ты же не осталась без мужа. Твой муж зарабатывает, во всем потакает тебе. А что мне остаётся делать? Каждому своё горе кажется горше. — Расплакавшись, невестка ушла в другую комнату.

— Не трогай её, жена. Может быть, она и права. Каждому своё горе кажется горше… — Саид с силой потёр лоб.

— Разве я её трогаю? За то, что лишились отца, государство платит её детям хорошую пенсию. Сама получила несколько миллионов. Что было положено нам, мы тоже отдали ей. Пусть пользуется! И администрация обещает всяческую помощь. Чего ей не хватает? Вместо того, чтобы сидеть дома и растить своих сирот, куда она собралась? — Зухра вдруг ожесточилась.

— Никуда она не денется. Куда бы ни поехала, мать всегда возвращается к своим детям. И она вернётся.

— Подожди, вот мой сын вернётся… Уж тогда полетят у тебя перья. — Зухра пригрозила двери, за которой скрылась невестка.

— Хватит тебе! Оттуда еще никто не возвращался. За это я бы свою жизнь отдал… Всё в руках Всевышнего, жена… В судьбе нашего сына так было прописано. Нам не следует роптать. — Саид обеими руками провел по лицу…

                                                    * * *

Из разбитого БРДМ двое вытащили Магомеда и кинули на землю. Безжизненное тело его ничего не почувствовало. В голове как будто гудел электропровод на ветру. У него не было сил открыть глаза, но он слышал разговор, который вели те двое, что стояли над ним.

— Он не выживет. Лучше пристрелить, как раненую лошадь. И ему легче, и мы не испачкаем себе руки.

— Не надо. Не трогай его. У него могут быть нужные для нас сведения. Пусть придёт в себя. Командир приказал брать их живыми, чтобы обменивать на наших пленных.

— А как другой?

— С ним полный порядок. Он уже смотрит на нас с небес.

— Эй, бестолочь! Вставай, пенёк черный! — Последовавшие два удара ногой в ступню у Магомеда отозвались в голове. Веки тяжелы, как люк БРДМ. Всё же после ещё одного удара в ступню Магомеду удалось открыть глаза. Над ним стояли двое с автоматами на груди. Магомед незаметно пошарил рукой у своего бока.

— Оружие ищешь? Твоя война окончилась, бестолочь. Вставай! — Удар в ступню. Магомед попытался встать, но не было сил поднять своё тело. Один из солдат помог ему, ухватив за воротник.

— Руки назад! — Один направил на него автомат, другой стянул за спиной руки.

— Иди в ту машину, — солдат показал на БТР, стоявший в стороне.

В спину Магомеда упёрлось дуло автомата. Он увидел разбитый БРДМ с отлетевшими в стороны частями. Магомед остановился около капитана, лежавшего ничком и без ноги.

— Его душа отлетела в небо, и ничего ему не надо. Иди и думай о себе.

В спину опять упёрлось дуло автомата…

                                                    * * *

Через час после того, как уехали украинцы, у подорвавшегося БРДМ появились россияне.

— Наехали на свою же мину, — сказал один из двух солдат, сошедших с БМП, разглядывая машину, разорванную пополам.

— И не забрали своего убитого… Посмотри, одет-то как, он похож на нашего. — Подошел к Сидорову другой. Он перевернул капитана, вынул из его нагрудного кармана целлофановый пакет, в котором оказались военный билет и сложенный лист бумаги.

— Сидоров Николай… Капитан… Да это командир нашей разведроты, погибший на прошлой неделе. В части его посчитали пропавшим без вести.

— Где же он был до сих пор?

— Может быть, оказался в плену, а потом сбежал на БРДМ?

— Может быть…

— Здесь и письмо… Написано семье. Значит, последнее письмо капитана. Пусть семья и читает. — Солдат сложил письмо, как и было, вчетверо.

— Дай-ка сюда, узнаем, о чем думал человек перед близкой смертью, его последние слова. Кто знает, если не сегодня, так завтра не ожидает ли и нас то же самое. — Солдат развернул письмо и стал читать вслух:

Мои дорогие мама и отец, жена Наташа и любимая дочь Маша!

Вы самые дорогие и любимые для меня люди на свете. В свое время я выбрал такую профессию, чтобы вы могли жить под мирным небом. И я нисколько не жалею, что встал в ряды защитников отечества. Знайте, если вы читаете это письмо, меня уже нет в живых…

Мама, у тебя я прошу: не надо плакать обо мне. Папа, и ты не горюй. Я не совершил ни одного поступка, за который тебе было бы стыдно. Поддержи маму. Считайте меня живым…

Наташа, ты сама знаешь, как я тебя люблю. Старайся не особенно горевать по мне. Ты еще молода, встретишь хорошего человека — выходи вновь замуж. Не оставляй Машеньку без отца. Мне не дано было самому вырастить дочку, такова уж судьба…

Дитя моё, Машенька, будь умницей! Слушайся маму. Молюсь за вас Богу. Обнимаю вас всех! Прощайте. Николай

— Трогательное письмо. Надо, чтобы оно обязательно дошло до его родных.

— Иди сюда, помоги. Не оставлять же его здесь, заберём.

Солдат принес из БМП брезентовые носилки и положил рядом с погибшим.

— Держи, — солдат взял капитана за подмышки.

— Как? У него осталась одна нога, — в нерешительности помедлил другой.

— Ему всё равно, как бы ты не держал. Бери выше колена. Да побыстрее, я уже не могу видеть кровь…

Николая Сидорова увезли в морг части. Доктор просматривал его документы, пока санитар раздевал погибшего: требовалось составить справку о причине смерти.

— Доктор, он ещё тёплый. И из оторванной ноги идет кровь, — удивившись, санитар обратился к врачу. — Мертвый же через два-три часа становится словно деревянный. Доктор отложил бумаги и подошел к голому окровавленному телу, приложил к левой стороне груди стетоскоп, висевший у него на шее.

— Немедленно в санчасть! Быстро! — Доктор накинул на голое тело белое покрывало.

                                                   * * *

Долго ехали то по тряской, то по хорошо наезженной дороге. Наконец доехали. На голову Магомеда натянули мешок из светонепроницаемой черной ткани. Не развязав руки, его заперли в помещении с металлической дверью. Через несколько часов пришли двое, развязав, велели ему раздеться, очистили карманы, перетряхнули все вещи и велели одеваться. На следующий день Магомеда доставили в тюрьму и закрыли в одиночной камере. Три на два метра, у стены лежанка, в углу унитаз и раковина с краном. Свет из оконца под самым потолком на высоте трех метров. Как только за ним закрыли дверь, Магомед без сил упал на лежанку. Не прошло, может быть, и часа, как за ним пришли два солдата с автоматами. Один из них приказал:

— Встать! Руки за спину, лицом к стене!

Другой надел на него наручники. Его повели по длинному и узкому коридору с металлическими дверями по обеим сторонам.

— Стой! Лицом к стене!

Один остался рядом, другой конвоир вошел в кабинет. Через минуту туда ввели Магомеда. В кабинете за столом сидел человек в гражданском. Дымя сигаретой в углу рта, он что-то писал в тетрадь.

— Сядь, — не глядя, он махнул на стул напротив.

Перевернув страницу в тетради, он наконец поднял голову и посмотрел на Магомеда.

— Я следователь, — сказал он, — веду твоё дело. В твоих интересах правдиво отвечать на мои вопросы. Будешь помогать следствию, облегчишь свою участь. Понятно? Так, фамилия, имя, отчество?

Выслушав ответ, он взял со стола военный билет, открыл и взглянул в него, потом потушил сигарету в пепельнице на краю стола.

— Откуда ты?

— Из Дагестана.

— Ты слышал, что я сказал? Видимо, ты не понял меня, — он кивнул солдату, стоявшему у стены. Тот подошел и с размаху ударил Магомеда по лбу ложем автомата. Из его глаз посыпались искры, из рассечённого лба потекла кровь.

— Повторяю вопрос: фамилия, имя, отчество? Откуда ты родом?

— Я понял, почему вы мне не верите. У вас не мой военный билет. Мы с сослуживцем перепутали бушлаты. На мне бушлат другого человека. Если не верите, посмотрите на фото.

— Я и смотрю. Разве это не ты? — следователь повернул к нему раскрытый военный билет. Ахмеда, сфотографировавшегося несколько лет назад, действительно трудно было бы отличить от Магомеда — оба кавказцы, черноволосые, с крупными носами, они были похожи.

— Я говорю правду… — не успел он закончить, как опять получил по лбу ложем автомата.

Его привели в чувство, плеснув в лицо холодной водой.

— Тебя, чеченца, надо было прикончить на месте, а не брать в плен. Но мы найдем, где тебя использовать. Я повторяю вопрос…

Потом целую неделю его не вызывали к следователю. Раз в день ему приносили в миске похлебку, похожую на собачье пойло. А когда вновь вызвали на допрос, следователь повторил прежние вопросы. И опять его били. Когда и в этот раз Магомед повторил сказанное, следователь сказал:

— Ну хорошо. Допустим, ты прав. В таком случае дай мне твой настоящий адрес в Дагестане, номер телефона отца и номер телефона отца того, кому принадлежит этот военный билет. Мы всё проверим.

Магомед сказал требуемое, следователь всё записал.

Прошла ещё неделя. Его вызвали на допрос.

— Я звонил по номеру телефона, который ты дал, — сказал следователь. — И мне действительно ответил человек, названный тобой…

— Вы говорили с моим отцом?

— Да, говорил… Но ты меня обманул. Когда я спросил, где Магомед, он разозлился. Сказал, что уже три недели, как его сына похоронили. Еще сказал, чтобы его не изводили такими звонками. Так что, если ты и теперь будешь настаивать на том, что ты не Ахмед, я тебя здесь же и прикончу.

Следователь встал из-за стола, подошел к Магомеду, три раза подряд затянулся и погасил окурок об его израненный лоб.

— А в Чечню, отцу Ахмеда, вы звонили? — отчаялся Магомед.

— Он сказал, что его сын Ахмед на войне на Украине, и с ним давно нет никакой связи.

— Значит, они тоже ошибаются. Никто не знает, что на Ахмеде был мой бушлат, а в его кармане мои документы. Посчитали убитым меня…

— Еще раз я советую тебе признаться во всём. И повторяю вопрос…

Иного выхода не было — Магомеду пришлось признаться в том, что он и есть Ахмед. Назвал также имя его отца, название села, назвал жену и детей Ахмеда, которых хорошо знал. Записав все данные, следователь встал, подошёл и, наклонившись, посмотрел ему в лицо.

— Если бы не рассказывал сказки, а с самого начала вел себя вот так, не попортили бы тебе физиономию. С какой целью ты приехал на Украину? Тебя, вооруженного, кто звал на мою родину?

— Я не стрелял. Я всего лишь водитель. Я служил по контракту ещё задолго до войны с единственной целью — кормить свою семью.

— Номер части? Где дислоцируется?

— Наша часть стоит в сорока километрах от города Изюма. Никаких других данных у меня нет. Я всего лишь водитель, — повторил Магомед.

Следователь спросил имя командира части, задавал вопросы о количестве офицеров и рядовых, техники, на которые Магомед старался отвечать уклончиво и неопределенно.

Через неделю его стал допрашивать другой следователь, который повторил вопросы прежнего. Магомед хотел сказать о перепутанных бушлатах, но, помня об ударах по голове ложем автомата, не решился. Однако, не получив требуемых ответов на некоторые вопросы, его опять избили. Следствие, которое продолжалось в течение двух месяцев, украинские следователи окончили так, как сами посчитали нужным. И его в наручниках, надев на голову светонепроницаемый мешок, увезли в другую тюрьму.

В этой тюрьме военнопленных было много. Некоторые сидели чуть ли не с 2014 года. Заключенные не бездействовали, организовав Союз военнопленных, они стремились добиться своего освобождения, обмена на военнопленных украинцев в России. Такую работу, конечно, невозможно было вести в открытую, но заключенные умудрялись посылать письма, действовали через представителей Красного креста, использовали Интернет, чтобы давать знать о себе родным и российским властям. В первые же минуты водворения сюда Магомеда к нему подошли несколько человек.

— Меня зовут Андрей, — представился седой мужчина, сев рядом с ним. — Нас можешь не опасаться, считай, что ты встретил своих. Если сообща не постоять за себя, тут кого угодно сломают за два дня. Это тюрьма, а в тюрьме свои законы.

Пожимая руку Магомеду, представились и остальные.

— Николай.

— Степан.

— Муса.

— Руслан.

— Магомед… Ахмед. Даже не знаю, какое имя назвать. По следственным документам я чеченец Ахмед, а по-настоящему Магомед из Дагестана.

— Значит, мы будем называть тебя Магой. Мага, долго ты у этих? — спросил Муса.

— Уже два месяца.

— Родным известно, что ты жив и находишься в плену? — спросил Андрей.

— До сих пор у меня ни с кем не было связи. Возможно, что я причислен к пропавшим без вести.

— Мы постараемся сообщить в Россию о том, что ты жив и находишься здесь. — Андрей ободряя хлопнул Магомеда по плечу. — Мы примем меры таким образом, чтобы не навредить тебе. Главное, знай, что ты здесь не один.

                                                     * * *

Госпиталь в Ростове-на-Дону. Капитан Сидоров ощутил зуд в пальцах и открыл глаза. Где же он? Над изголовьем кровати капельница, от которой тянется тонкая трубка со шприцем, а шприц введен в его руку. Рот его закрывает кислородная маска. В палате лежат ещё двое, как и он, с кислородными масками, подключенные к системам жизнеобеспечения. «Госпиталь… Я жив и в госпитале… Но у кого? Враги не стали бы оказывать мне помощь, пристрелили бы как собаку… И системы, и кровати наши. Здание, наверное, новое, еще пахнет краской…» Сидоров попытался вспомнить, что с ним произошло. И вспомнились ослепительные искры и грохот взрыва, потом была тьма…

От мыслей его отвлекла молодая девушка в белом халате, вошедшая в палату. Она посмотрела на Сидорова, округлила глаза и, ничего не говоря, выбежала из палаты. Через минуту она вернулась с пожилым мужчиной, тоже в белом халате.

— Ну, с возвращением в этот мир, товарищ капитан! Я знал, что ты выдюжишь. Как себя чувствуешь? — Доктор стянул с лица Сидорова маску.

— Где я?

— Ты у своих, в госпитале. — И давно?

—  Как сказать, капитан… Ты был без сознания три недели. Сидоров закрыл глаза.

— Достаточно поговорили. Об остальном потом, когда ты почувствуешь себя лучше. Доктор хотел надеть на него кислородную маску, но капитан удержал его руку.

— Я не чувствую своего тела. И не могу шевельнуть ногой. Что с моей ногой?

— Всё будет хорошо, капитан. Настанет время, поговорим обо всем. А теперь тебе требуется покой. — Доктор кивнул ободряюще и вышел.

«Настанет время, поговорим обо всем. О чем?..» Последние слова доктора взволновали Сидорова. Он пошевелил по одному пальцами одной, потом другой руки. Ниже пояса он был укрыт одеялом. Он двинул правой ногой. Нога двигалась. А левая не двигалась. Он опять задвигал правой ногой, она двигалась. А левая… что такое? Капитан осторожно, с опаской, потянул одеяло на себя. У его нижнего края появилась одна нога. Он потянул еще, еще и еще… И увидел вместо левой ноги обрубок выше колена.

— Ма…ма…а… Доктор!.. — вырвался у него крик, и он потерял сознание.

                                                 * * *

Неписаные тюремные законы, жестокие отношения между заключенными… Магомеду все время казалось, что он пребывает в тяжелом сне. «Но всякий сон когда-нибудь должен кончиться…» Осужденные из Украины и России содержались вместе, и между ними не прекращались раздор и ссоры, происходили кровавые стычки, которые кончались убийствами. Плохо пришлось бы Магомеду без поддержки его новых друзей. Россияне, независимо от национальности, держались сообща, в свободное время они собирались, обсуждали свои проблемы.

— О том, что российские войска вступили в Украину, мы узнали в столовой во время обеда. И что там началось! Одни кричали «ура!», другие изрыгали ругательства. Потом по воздуху полетели миски. Заключенные кинулись друг на друга, и началось побоище. Четверо убитых, многие получили ранения. Не подоспей конвой, убитых было бы больше. Мы уповали на то, что российские войска освободят нас, и я тоже радовался. Но в последнее время здесь больше становится военнопленных. Видимо, наша радость оказалась преждевременной.

— Все будет хорошо, Андрей. Наши, пусть медленно, но продвигаются вперед. Не сегодня, так завтра они окажутся и здесь.

— Россия как будто не хочет признать, что на Украине есть наши военнопленные. И никто точно не знает их количества. А сейчас в тюрьмах Украины содержатся до тысячи российских военнопленных. Наряду с выходцами из ДНР и ЛНР, среди них имеются и добровольцы из России, и военнослужащие. В 2015 году я приехал в Харьков, чтобы забрать свою семью. На вокзале меня задержали, в сумке у меня нашли гранату, которую я и в глаза не видел, объявили российским разведчиком. Из меня долго и жестоко, бандитскими методами, выбивали признания, но они не могли сломить меня. Обвинили по двум статьям Уголовного кодекса Украины (110, ч. 2 и 263, ч. 1), осудили на двенадцать лет, — глубоко вздохнув, Андрей замолчал.

— Да, повидал ты немало…

— Чего только я не вытерпел. Люди хуже зверей… Были случаи, когда они кастрировали мужчин.

— Кастрировали?

— Да, да, Мага, кастрировали. Чтобы припугнуть наших, некоторых из них они отпустили к своим. Не знаю, что с ними было дальше, а тут двое бедняг повесились…

— Андрей, а чем сумел помочь заключенным ваш Союз военнопленных? Получилось хоть кого-то освободить? — Список тех, кому мы помогли, длинный. Но сейчас я не могу назвать ни освобождённых, ни обмененных. Мы в тюрьме. Сюда никто не приходит, чтобы сказать нам спасибо.

— Как ты поддерживаешь связь с друзьями, которые находятся в разных местах?

— Когда надо, всегда можно найти способ связаться. Есть и Интернет, хотя это обходится дорого. Мы стараемся, чтобы на воле узнали о каждом военнопленном. Мы отправили в Россию письмо с нашими прошениями. Надеемся, что оно не останется без внимания компетентных учреждений, Общества защиты прав человека. Мы привлекаем родных и близких военнопленных, их жён и детей, да всех неравнодушных людей. Но если эту работу не возглавят представители верхнего уровня руководства обоих государств, толку будет мало. Будем крепко надеяться, Мага, что и ты в скором времени живым и здоровым вернёшься к своим родным. — Андрей ободряюще хлопнул его по плечу.

— Спасибо на добром слове, Андрей. Твоя уверенность вселяет в меня надежду. Выйдем на волю, и я приглашу тебя в гости к себе в Дагестан. — Магомед тоже тронул за плечо Андрея.

                                                    * * *

После случившегося с сыном Саид не открывал магазин.

— Тоска разъедает меня, — пожаловался он жене. — А при деле хоть забудешься, да и внучатам лишняя копейка не помешает. Как ты смотришь, если я открою магазин?

— Видя тебя постоянно дома, и я начинаю сходить с ума. Как считаешь нужным, так и делай. А мне в жизни больше ничего не надо, — с болью в голосе ответила Зухра.

Она, не верившая в смерть сына, пошла на кладбище и, увидев надмогильный камень с портретом сына, опять потеряла сознание и упала. С той поры, хотя и оставалась при своей мысли, что сын жив и вернётся, но почти сдалась: глаза её потухли. Каждый раз, когда закрывала глаза, видела надмогильный камень с портретом сына.

Саид открыл магазин, стал по-прежнему ездить в столицу за ходовым товаром. Время лечит все раны, да и в общении с людьми он отходил сердцем. Но вечером, возвращаясь домой, он видел лицо жены, изборожденное скорбными морщинами, и сердце опять начинало ныть. Когда запаздывал, он, не ужиная, шёл в темную комнату и ложился в постель…

…Вниз по сельской улице спешила Зухра, ведя за руки обоих детей. Она не приветствует встречных и не отвечает им. На площади, возле годекана магазин Саида, и Зухра с порога воскликнула:

— Саид, ты знаешь, что наша невестка вышла замуж? Почему не поедешь в столицу и не узнаешь, правда это или нет? Если правда, пусть забирает и своих сирот. Зухра, задыхаясь, стояла напротив Саида, не обращая никакого внимания на посторонних в магазине, и говорила таким тоном, точно обвиняя в чём-то мужа. Две женщины тут же зашушукались. А Саид как будто и не слышал: что-то взвесил, вручил пакет женщине и лишь потом спокойно взглянул на жену.

— Это правда, я уже знаю.

— Почему ты мне не сказал? Я что, чужая?

— Успокойся, я просто не хотел расстраивать тебя. Поговорим вечером дома. А теперь иди, уведи детей.

Взяв с полки конфеты, Саид угостил внуков.

— Если муж меня ни во что не ставит, что говорить о других? Пойдем, щенки! Чтоб оборвалось сердце той, кто вас родила!

Вечером, когда Саид пришёл домой, Зухра спросила:

— Откуда ты узнал, что она вышла замуж? Когда?

— Услышал случайно три дня назад. — Почему от меня скрывал?

— Думал, может, кто-то просто пустил слух. Хотел узнать точно.

— Узнал?

— Да. В квартире, купленной на деньги, полученные за жизнь нашего сына, она живёт с мужчиной, обручившись с ним по-мусульмански.

— Я не позволю этой дочери сучки посмеяться над нами! Над могилой погибшего мужа ещё трава не выросла, а она уже путается с мужчиной. Я поеду…

— Не говори лишнего, внуки слышат. Они всё понимают.

— Откуда ты знаешь, что они рождены от нашего сына? Он приезжал на короткий срок и опять уезжал на службу. А эта сука, говоря, что едет к матери, пропадала на несколько дней. Я давно слышала, что она путается с мужчинами…

— Молчи! Ты совсем с ума сходишь! Сомневаешься в том, что они — кровинки нашего сына? В таком случае зачем мне называться мужчиной? Как я выйду на улицу, надев папаху? Лучше бы мне не выйти живым из этой ночи! Чтоб онеметь твоему языку, произносящему непотребное!

Схватившись за левую сторону груди, Саид опустился на диван…

                                                    * * *

Госпиталь в Ростове. Прошёл месяц, и Сидоров встал. Он начал потихоньку ходить на костылях. Он трудно привыкал к костылям. Порой бывало, проснувшись утром, забывал, что он без ноги, и собирался вставать на обе ноги. Но костыли у изголовья тут же напоминали о его новом положении.

— У вас гости, — войдя в палату, сообщила ему медсестра через несколько дней после того, как он начал вставать с костылями.

Из-за её спины выскочила Маша. Она на мгновение застыла, глядя на одноногого отца на костылях, потом повернулась, побежала и скрылась за матерью, идущей следом. Наташа тоже остановилась и зажала рот ладонью.

— Николай! — вырвался у неё крик. — Это что такое? Нога? А нам сказали, что ты раненый… — Больше она не могла говорить и плача обняла мужа.

Маша, не подходя к отцу, вцепилась в ногу матери и тоже расплакалась.

— Не надо плакать, я же не умер, мои родные. Я жив, теперь мы будем наконец вместе. Моя армейская служба окончилась. Николай отпустил костыли, одну руку закинул на плечи жены, а другой погладил по голове девочку. Видя эту картину, медсестра вытерла глаза, повернулась и хотела выйти, но в дверях столкнулась с офицером.

— Капитан Сидоров лежит в этой палате? — спросил он, перекладывая черный портфель из руки в руку.

— В этой. Но немного подождите, товарищ майор, — остановила его медсестра. — К нему приехали жена с дочерью.

— С женой и дочерью он поговорит дома, если Бог даст. — Майор, не постучавшись, вошёл в палату.

На него никто не обратил внимания. Майор, кашлянув, дал о себе знать.

— Товарищ капитан, приятные семейные беседы потом. У меня важный разговор с вами. Я следователь, майор Козлов. — Нежданный посетитель смотрел строго.

— Уважаемый Коз… Козлов, надо же иметь хотя бы немного совести. Я больше полугода не видела мужа. Он вернулся с того света. Мы не успели толком поздороваться. Наша встреча важнее вашего разговора. Дайте отцу обнять свою дочку, сказать ей два слова. Да выходите же отсюда!

— Нехорошо меня встречаете, товарищ капитан, нехорошо. — Поправив на голове фуражку, капитан вышел из палаты.

— Тебе тоже следовало служить в армии, Наташа, — восхитился капитан поступком жены. — Выгнала не кого-нибудь, а майора.

Николай опять обнял жену, потом опустился на кровать и на колено здоровой ноги посадил дочку. Обняв отца за шею, девочка вновь расплакалась.

Долгий разговор по душам не удался. Майор, оставшись за дверью, время от времени давал о себе знать.

— Вы навредили себе, заставив меня ждать, товарищ капитан. А дела у вас и так не блестящи. — Как только мать с дочерью вышли, майор тут же вошёл в палату, с хмурым видом сел за стол и начал задавать вопросы: — Фамилия, имя, отчество, где родился? — Записав ответы, ещё более нахмурившись, майор спросил: — Товарищ капитан, что случилось с вашим взводом?

— Разве вы не знаете, что случилось с моим взводом?

— Я спрашиваю у вас.

— Противник уничтожил наши машины, потом открыл огонь по нам… Больше мне ничего не известно.

— Вы были командиром разведроты или чабаном при отаре овец? Проявив непростительную беспечность, вы позволили противнику уничтожить ваш взвод. Кто будет отвечать отцам и матерям погибших? И вы надеетесь, что это сойдет вам с рук и вы не будете отвечать перед законом?

— В чём моя вина, товарищ майор? Я выполнял приказ командира части и повел взвод по указанному маршруту. Противник встретил нас на полпути и неожиданно открыл артиллерийский огонь. Скорее всего, им сообщили о нас. Меня, раненого, без сознания, вынес в безопасное место сержант Рамазанов. На территории, контролируемой неприятелем, мы несколько дней блуждали в лесу, не имея возможности ни связаться с частью, ни выйти к своим. Я остался жив благодаря сержанту… Не в том ли моя вина, что я остался в живых? А не лучше ли было мне погибнуть, чем жить вот таким? — Сидоров кивнул на свой обрубок.

— Сержант Рамазанов Магомед? Он помог вам? И вы хотите, чтобы я поверил вашим россказням? Сержант Рамазанов погиб в тот самый день. Через неделю его тело увезли в Дагестан, где он и похоронен. А вы говорите, что он был с вами… Допустим, он был с вами, а куда делся потом?

— Не знаю. Мы вместе ехали на БРДМ, который захватили. Совсем немного не доехав до трассы, мы подорвались на противотанковой мине. Больше я ничего не помню.

— Кто сидел за рулем БРДМ?

— Сержант Рамазанов.

— В машине, подорвавшейся на мине, да и рядом с ней никого и ничего не нашли. Куда же он делся?

— Не знаю.

— Нехороши ваши дела, товарищ капитан… На Украине у вас есть родственники?

— А у кого нет родственников на Украине? У вас нет там родственников? Что за вопросы вы мне задаете? Вы что, хотите сделать из меня предателя? — вспылил капитан.

— Я хочу выяснить правду о случившемся. Вот, прочтите протокол и распишитесь.

                                                               * * *

За короткое время у Магомеда завязались знакомства. Новому заключенному многие хотели рассказать о том, что с ними случилось. У каждого была своя история. Из этих рассказов получалось, что, не считая военнопленных, все остальные были ни в чём не повинны. Магомед, не желая никого обидеть, выслушивал каждого. За неимением других занятий это помогало коротать время.

Как-то к ним привели четырех новых заключенных. Догадавшись, что один из них из Дагестана, Магомед подошел к нему.

— Салам алейкум! Меня зовут Магомед. Я из Дагестана. Мне кажется, мы с тобой земляки. — Он протянул руку.

— Алейкума салам, земляк! Меня зовут Аслан. Да, я тоже из Дагестана, из Табасаранского района. — Он пожал руку Магомеду.

— Аслан. Имя хорошее. Как ты попал сюда?

— Магомед — тоже хорошее имя. Как сюда попадают? Как ты, так и я. — Вопрос явно не понравился Аслану.

— Извини, брат, я не хотел тебя обидеть. Невольно вырвалось, — мягко заговорил Магомед. — Все же, какими судьбами?

— Услышал, что ты здесь, и напросился, — не поддавался Аслан.

— Ну хватит. Считай, что я пошутил. Обрадовался, увидев тебя…— Он тут же спохватился: — Опять не так поймешь, Аслан. Обрадовался не тому, что ты здесь, а потому, что увидел родного человека.

— Да понимаю я тебя. Вижу еще, что контужен.

— Ты прав. Если бы не контузия, они бы меня не взяли.

— Вот и я так… На втором месяце войны в нашей части взбунтовались дагестанцы. Боеприпасов нет, теплой одежды нет, кормят бог знает чем. Они отказались выполнить приказ о наступлении, решили уйти из части. Сначала бунтовщиков хотели отдать под трибунал за дезертирство. Но до этого не дошло — не поднимая шума, кое-кого выпроводили домой, остальных, должным образом успокоив, вернули на службу. И я был среди них. Потом наша рота оказалась в окружении. Не получая никакой помощи, мы продержались два дня. А на третий день по нам ударили из артиллерии. Я пришел в себя связанным по рукам и ногам. Тяжелораненых пристрелили на месте. Отделив от остальных, расстреляли и двух офицеров. Доставив в тюрьму, как только они над нами не издевались…

Аслан под впечатлением неприятных воспоминаний замолчал.

— Чего же от вас требовали?

— Они хотели сделать из нас предателей. Заставляли подписать бумаги с клеветой на Россию, полные лжи и пустословия. А когда мы отказывались, избивали — жестоко, до потери чувств. Погибших, как будто это были не люди, выбрасывали на мусорные свалки…

— Всё это и мне знакомо…

— Они печатают и распространяют среди наших солдат листовки проекта «Хочу жить». Вот, можешь почитать. — Аслан вынул из кармана и дал Магомеду сложенный листок с мелким текстом.

И Магомед прочитал следующее:

Если вы хотите остаться в живых, не хотите погибнуть под гусеницами украинских танков, мы призываем вас добровольно сдаться в плен. Военнослужащие российской армии, опасающиеся мобилизации, проживающие на временно оккупированной украинской территории, могут связаться с нами по телефонам, указанным в листовке. Сдавшимся в плен мы гарантируем сохранение жизни и удобства проживания. Участники освободительной борьбы за Украину могут вступить в легион «Свободная Россия». Сдавшихся, чтобы их не лишили оплаты как российских военнослужащих, мы объявим военнопленными.

Российская армия — это армия убийц и завоевателей. В этом убеждает их жестокость, насилие над народами Чечни, Грузии, Сирии. Над украинцами, попавшими в плен, они совершают издевательства, в свое время совершавшиеся ИГИЛом, снимают их и распространяют для устрашения людей. У российских военнослужащих имеются два пути. Первый: оставаясь в армии палачей, убийц, истязателей, найти свою смерть или продолжать жить, превратившись в калек. И второй: ради сохранения своей жизни сдаться нам.

Добровольно сдавшиеся нам могут ничего не опасаться, они будут под попечительством комитета всемирного «Красного Креста». Подчиняясь захватчикам, не обрекайте себя на смерть. Сдавайтесь, сохраните себе жизнь и возвращайтесь домой! Проект «Хочу жить» — это проект безопасной сдачи в плен и обеспечения себе полноценной жизни!

— Хочешь жить — будь предателем… Откуда тебя привезли сюда? — нарушил молчание Магомед.

— Точно сам не знаю. Слышал, что та тюрьма находится недалеко от Днепропетровска.

— Что, двое земляков разрабатывают план побега? — К ним подошёл Андрей.

— Была бы хоть какая-то возможность… Вот, посмотри, какие листовки они распространяют. — Магомед протянул ему листовку.

— Эти листовки мне знакомы. В одном они правы: для российских военнопленных у них в тылу действительно организовано несколько лагерей, где соблюдаются условия, принятые Женевской конвенцией. Из них выделяется лагерь «Захид-1». Там собирают военнопленных для обмена. В 1941 году немцы содержали там пленных Красной Армии, а в 1944 году там оказались пленные немцы. Теперь в «Захид-1» пленные российской армии. Надо согласиться: тот лагерь не похож на эту нашу тюрьму. Там живут в светлых, просторных помещениях, с туалетом и ванной. Спят не на нарах в два уровня. Помещения, вмещающие от десяти до двадцати человек, похожи на армейские казармы или общежития.

— Откуда ты так хорошо знаешь о том лагере? — удивился Магомед.

— Три года назад в числе подлежащих обмену я пробыл там шесть месяцев. Но потом решили, что мы, человек двадцать, не относимся к военнопленным, и меня перевели сюда. Тогда у меня и зародилась мысль о создании Союза военнопленных. Там у военнопленных было больше прав и возможностей. Можно было сообщить о себе близким.

— А звонить разрешали?

— И звонили, и посылки получали. Правда, посылки получали только с Украины. — А телевизоры были? — улыбнувшись, спросил Магомед.

— В день разрешали один-два часа смотреть телевизор. Мы слушали украинские последние вести. Утром вставали, убирали кровати, умывались, пели гимн Украины и шли на работу.

— За работу платили?

— Платили. Немного, 500–700 рублей в день. Питались три раза в день. Больных лечили, можно было пользоваться услугами стоматолога. Конечно, это был образцовый лагерь, предназначенный для демонстрации зарубежным журналистам.

— Может быть, настанет время и все лагеря превратятся в образцовые… — проговорил Аслан.

— Лучше бы совсем исчезли и лагеря, и тюрьмы, — вздохнув, сказал Магомед. — И чтобы войн не было, люди чтоб жили в мире и дружили…

— Ну, это называется коммунизмом, — напомнил Андрей. — Коммунизм должен был наступить после социализма… Если бы предатели не развалили Советский Союз, теперь не было бы и этой войны.

— Андрей, я несколько раз слышал о Женевской конвенции. Что это такое? — Магомед, подвинувшись, жестом предложил Андрею сесть.

— В том лагере я несколько раз перечитывал Женевскую конвенцию, изучил права, предоставленные военнопленным. Если у вас есть время и хотите послушать, могу рассказать.

— Время есть, на работу нам можно и не ходить, — пошутил Магомед…

Вот что рассказал Андрей:

«В истории людей очень мало периодов, когда не было войн. Научившись плавить железо, человек в первую очередь изготовил из него оружие. Научившись строить из камня, возвел неприступные крепости.

В знаменитой поэме Гомера «Илиада» Ахиллес труп своего врага Гектора отдает его отцу Приаму, уважая его возраст и то, что он не побоялся прийти к своему врагу. Ахиллес объявил перемирие на десять дней, давая возможность троянцам совершить церемонию похорон своего героя по принятому обычаю.

В истории немало найдется примеров достойного отношения как к убитым в сражениях, так и к попавшим в плен врагам. В 1864 году европейские государства в Женеве приняли по этим вопросам первую конвенцию. В её шестом параграфе написано: «Раненых и больных воинов, независимо от их национальности, необходимо принимать и проявлять к ним милосердие». В её третьей статье сказано: «Победившие в бою обязуются помочь раненым, оставшимся на поле боя, оградить их и убитых от мародеров и насильников, а также не предавать погибших земле, не установив их личность».

В 1949 году принята третья Женевская конвенция. В неё вошли положения, запрещающие жестокость по отношению к пленным, их избиения и казнь…»

К концу импровизированной лекции Андрея его слушали уже много заключенных.

— Получается, по Женевской конвенции, мы имеем немало прав. И мы можем требовать их соблюдения? — спросил один из слушателей.

— Как же, можем… Получишь вдобавок ещё, — раздался голос.

— Да, можем, — сказал Андрей. — Но этот вопрос решается не здесь, а на уровне высших государственных структур. Наш Союз старается достучаться до них, но пока за тюремными стенами наш голос не слышат.

— Что за сборище? Расходитесь! — приказали появившиеся два надзирателя.

— По решению, принятому Женевской конвенцией, вы должны относиться к нам более корректно, — заявил один из заключенных. — Вы не можете лишать нас наших прав.

— Что? Женевская конвенция? Вот тебе Женева! А вот и конвенция! — Над смельчаком засвистели резиновые дубины надзирателей. Стоя перед заключенными, один из надзирателей сказал:

— Кто еще желает получить — согласно Женевской конвенции?

Таких больше не нашлось. Бросая на надзирателей взгляды, горевшие злобой, заключенные разошлись. Избитый заключенный тоже сердито посмотрел на Андрея и отошел в сторону.

                                                              * * *

— У него инфаркт. Надо срочно везти в больницу, — сказал вызванный врач, осмотрев Саида.

Из больницы он вернулся через три недели, после операции на сердце. Хотя Саид был на ногах, все видели, что он слаб и не уверен в движениях, а при разговоре растягивает слова, делает большие паузы. Зухра не позволила ему больше выходить на работу.

— Довольно наших стараний и трудов. Не осталось у нас и сына, который сказал бы тебе спасибо. Сиди дома. Нам достаточно пенсии, которую получаем.

— Где внуки? Почему их не видно? — по приезде сразу спросил Саид.

— Я отдала их матери. Пусть сама заботится о них. Я уже стара, не могу ходить за её детьми, убирать за ними. Для меня довольно одного ребенка — тебя…

— В чем вина детей? Это ведь наши с тобой внуки. Они развлекали меня, отвлекали от печальных мыслей. Зачем ты это сделала?

— Тебя я буду развлекать, успокойся. Вот, пей лекарство. — Зухра протянула мужу две таблетки и стакан с водой.

Саид кинул таблетки в рот, запил водой, взглянул на жену:

— Подойди сюда. Сядь, мне надо поговорить с тобой.

— Что случилось? Тебе что-нибудь надо?

— Я хочу, чтобы ты села рядом со мной.

— Хочешь открыть мне какую-то тайну? — Зухра села рядом с мужем на диван.

— Да, это тайна.

— Ну скажи, а то я изведусь. Тоже получу инфаркт… — Зухру вдруг охватило волнение.

— Я думаю, что солдаты привезли, а мы похоронили не нашего сына…

— Я же тебе говорила, что наш сын не погиб… Откуда и что ты узнал? — Зухра встала, прижав рот ладонью, и уставилась на мужа.

— Не торопи меня. Выслушай спокойно… Меньше, чем через месяц после похорон как-то мне позвонили с неизвестного номера. Голос на том конце сказал, что звонит с Украины.

— Ну, потом?

— Он сообщил, что наш сын в плену. И сказал, что поможет освободить его, если мы выплатим за него деньги.

— А что ты ответил?

— Что я мог ответить негодяю? Обругал его, сказал, что мой сын в могиле, и отключил телефон.

— Что ты наделал! Почему не поговорил с ним по-хорошему? Мой сын не умер! Мне так подсказывало сердце с первого же дня. Надо было открыть тот цинковый ящик. Я же просила вас. Но и теперь не поздно. Позови муллу и скажи, чтобы его вытащили. Там не мой сын… — У Зухры полились слезы.

— Без разрешения нельзя открывать могилу. И потом, у нас нет никаких фактов, что он жив или находится в плену. А такие предположения, как у нас с тобой, в похожей ситуации могут быть у всех отцов и матерей.

— Дай деньги мулле, Саид, и попробуй раскопать могилу ночью, чтобы никто не узнал. Там не мой сын! Узнай, где мой сын! — Зухра зарыдала.

— Не плачь. Вот немного приду в себя и потом поговорю кое с кем. Узнаю, что тут можно сделать. Успокойся. — Саид приобнял жену, а она склонила голову к его плечу и концом платка вытерла глаза…

                                                              * * *

Когда заключенных в очередной раз вывели во двор, Андрей отвел Магомеда в сторону.

— Ты же хочешь выйти отсюда? — шепотом спросил Андрей.

— Конечно, хочу.

— В таком случае пойдем со мной. Познакомлю тебя с одним человеком.

— Куда? — Надзиратель, стоявший на входе, упёр конец резиновой дубины в грудь Андрею.

— К Миколе. Он нас ждет.

— Стойте здесь. Я спрошу. — Надзиратель ушел куда-то и вернулся с другим надзирателем.

— Это мои люди, пропусти, — сказал вновь пришедший.

Микола повел их обоих в кабинет, усадил за стол, налил в стаканы чай и поставил перед ними.

— Чувствуйте себя как дома, — сказал он и сам сел напротив.

— Но не забывайте, что в гостях, — добавил Магомед.

— Правильно, Ахмед. Ты хочешь уехать домой?

В тюрьме Магомед привык к тому, что стал Ахмедом.

— Как бы ни было хорошо в гостях, дома лучше. Да, я хочу домой. Но тут разве что-то зависит от моего желания?

— Я могу помочь тебе. Но дело требует денег. Ты согласен?

— У меня нет денег… Сколько их потребуется?

— У тебя денег нет, но они есть у твоих родных. Ты им напишешь, они перечислят на указанный нами банковский счет указанную сумму. Ты не бойся, мы много не требуем.

— Сколько надо денег?

— Сколько они могут, столько пусть дадут.

— У них нет больших денег. Не знаю, могу ли я согласиться…

— На твоем месте я за свою свободу отдал бы всё, что имею. Это возможность, которая не всегда выпадает. Принять или нет наше предложение — твоё право. Но мой тебе совет: если не хочешь оставаться здесь до конца своих дней, не упускай выпавший шанс. Разве твоя жизнь не стоит пяти сотен? На свободе ты заработаешь столько же за пару месяцев. Итак, ты согласен?

— Что мне надо делать?

— Напиши письмо отцу.

— Какое письмо?

— Я скажу, что писать. У тебя есть своя фотография?

— Есть. — Магомед вынул из кармана фотографию, где он снимался вместе с Ахмедом и с его детьми.

— Очень хорошо. Дети твои?

— Нет.

— А почему чужие дети с тобой?

— Ну, если я здесь, то получается, что они женины, — пошутив, Магомед увернулся от прямого ответа. Отступать-то было некуда, ведь по документам он Ахмед. Станешь опять настаивать на том, что Магомед, только навредишь себе, упустишь представившуюся возможность выйти на волю.

— Молодец! Не падаешь духом, шутишь. И карточку оставь у меня. Её получит твой отец. Согласен?

— Если надо для дела, согласен.

— Ты не пожалеешь. От твоего отца нам надо, чтобы он согласился и написал заявление в Красный Крест. Когда оттуда придет заявление, здесь мы беспрепятственно включим тебя в список подлежащих обмену. Теперь понятно?

— Теперь понятно.

— В таком случае вот тебе бумага, а вот и ручка. Пиши…

Уважаемые отец и мать!

Это письмо я пишу из украинской тюрьмы, куда попал как военнопленный. Нет возможности писать много. Если хотите увидеть меня живым, выслушайте человека, который принесёт это письмо, и сделайте так, как он скажет. Есть люди, которые помогут мне выйти на волю. Но если вы окажетесь не в состоянии исполнить их требование, я на вас не буду в обиде. Обнимаю вас и надеюсь. До свидания. Ваш сын Ахмед, готовый пожертвовать за вас своей жизнью.

— Теперь ты тоже будешь в списке обмениваемых. Как появится какая новость, я тебе сообщу. А когда надо будет, тебя позовут. Можете идти.

                                                         * * *

Чечня. Возвращаясь домой, Муса заметил, что за ним следует человек с маской на лице, и два или три раза менял маршрут. Он заходил в магазины и делал вид, что выбирает покупку. Преследователь в магазин не заходил, дожидался его на улице, потом опять шёл следом. Не доходя до своего дома, Муса притаился за углом, взял за грудки появившегося вслед за ним преследователя, притиснул его к стене и сжал ему горло.

— Кто ты? Почему преследуешь меня?

— Не думайте плохого, дядя Муса. Я просто дожидался, пока вы дойдете до дома.

— Кто ты? Что ты хочешь от меня? — услышав свое имя, Муса разжал пальцы на горле незнакомца.

— Меня звать Шурик. Я приехал с вестью о вашем сыне.

— Об Ахмеде? Он жив? Где он? — без пауз вырвались у Мусы вопросы.

— Он жив…

— Где он?

— Он в плену, на Украине.

— Откуда ты знаешь? Кто ты?

— Я один из тех, кто помогает военнопленным.

— Как я могу поверить, что ты говоришь правду?

— У меня письмо от вашего сына и его фотография.

Шурик вынул из кармана маленький мобильник, показал Мусе письмо и снимок Ахмеда с Магомедом и с двумя детьми. Муса прочитал письмо, стараясь не показать незнакомцу, что глаза у него повлажнели.

— Что мне надо делать? — спросил через несколько минут Муса, проглотив ком в горле. Шурик пожал плечами.

— Говори. Если начал, так говори до конца. Сколько надо за ваши труды? Мне однажды звонили с Украины. Но я не понимаю в ваших делах. Скажи вашу цену.

— Для себя я ничего не требую, дядя Муса. Деньги пойдут на то, чтобы включить вашего сына в список обмениваемых пленных. А я помогу вам выйти на связь с Красным Крестом. Если мы будем действовать совместно, дело пойдёт успешно.

— Сколько надо?

— Надо перечислить на их счет пятьсот тысяч.

— На это сколько у меня времени?

— Неделя. Чем скорее вы это сделаете, тем быстрее увидите вашего сына. Не забудьте, что у него каждый день тянется, как год.

— Как я тебя найду?

— Искать меня не надо. Я позвоню вам через два дня и сообщу, на какой счёт надо перечислить деньги. И вот что, дядя Муса. Если вы будете обращаться в какие-то инстанции, искать справедливости, только навредите себе и едва ли увидите сына…

— Хорошо, что сказал… — Муса помолчал. — А то тебя могли бы и задержать, я это сумею организовать.

— Это будет лишним, дядя Муса. К хорошему не приведет. Думайте о вашем сыне. Если не принимаете моё предложение, скажите открыто. И не будем напрасно терять времени.

Шурик шагнул в сторону, собираясь уйти.

— Я жду твоего звонка через два дня, — сказал Муса.

Шурик выбросил вперёд кулак с поднятым большим пальцем, коротко улыбнулся и ушёл.

                                                           * * *

Ночью Саид не мог уснуть. И весь наступивший день голова его была занята мыслями о том, что он собирался сделать. Последовали и другие такие же дни и ночи. Наконец он почувствовал, что ходить стало легче, речь почти восстановилась, появился аппетит. И он пошел к мулле, с которым завел разговор о том, как можно вскрыть могилу сына.

— Ты что? Сошел с ума? — поразился мулла. — У мусульман нет в обычае раскапывать могилы. Астовпирулла! Астовпирулла! — Подняв голову к небу, он несколько раз провел ладонями по лицу.

— Я и сам знаю, что нет такого обычая, Малла-Эфенди. Но я хочу знать, что было в том гробу. Сын ли мой лежит или там просто камни? Насколько мне известно, у нас, мусульман, нет в обычае и хоронить покойника, не показав его лица. Помоги мне. — Саид не таясь сунул в карман муллы деньги.

— Саид, не будь богохульником. На, забирай свои деньги. Это дело зависит не от меня. Надо обратиться к районным властям. Может быть, ты и прав, и мы положили в могилу гроб с камнями… Иди, разузнай, как поступают в таких случаях. А там, если надо будет, и я помогу.

— Хорошо. Я сначала пойду к военкому. Посмотрю, что он скажет. Саид ушёл…

— Ты хочешь сказать, что в могиле похоронен не твой сын? — Военком с жалостью посмотрел на Саида, подумав, что от мыслей о сыне бедный отец рехнулся.

— Да. И я хочу, чтобы ты помог мне раскопать могилу и окончательно убедиться в этом.

— Но почему ты решил, что в могиле не твой сын?

— Мой сын находится в плену. Через месяц после похорон мне звонили с Украины.

— Кто?

— Не знаю.

— Что от тебя хотели?

— Деньги за освобождение сына.

— А что ты ответил?

— Обозвал звонившего негодяем и отключил телефон. А теперь жалею, надо было выслушать его.

— Действительно, негодяи, сыплют тебе соль на рану. Хотят выудить у тебя деньги, дядя Саид. Иди и позаботься о своих внуках. Твой сын пал на войне — как герой. Ты же видел, гроб привезли его боевые товарищи. Слава Всевышнему, признавая его заслуги, государство помогает твоей семье. И в дальнейшем будет помогать.

— Я не хочу денег и богатства. Но если мой сын в плену, я хочу, чтобы он живым и здоровым вернулся ко мне.

— С таким разговором никуда больше не ходи, дядя Саид. Я поговорю с главой района, скажу ему о твоей просьбе. Понимаешь, если ты окажешься прав, некоторые слетят со своих должностей, у них сорвут погоны с плеч, они будут опозорены.

— Это их забота, пусть отвечают. Они слетят с должностей, но из-за них у меня из-под ног выскользнула земля. Да, пусть отвечают за свою оплошность. А мне надо вернуть сына, Фарух. Прошу тебя, не медли, помоги мне.

                                                           * * *

Чечня. Два дня Муса предавался противоречивым мыслям. Обратиться в соответствующие органы, чтобы задержали этого Шурика и выяснили, что к чему? Но оборвется тоненькая ниточка, протянувшаяся к нему от сына. Вопрос о деньгах он не обдумывал. Он готов был отдать какие угодно деньги, лишь бы вернуть сына. Всё же за два дня он никуда не обратился и ни с кем об этом не говорил. И теперь с самого утра при каждом звонке, вздрагивая, хватался за телефон. Ближе к обеду ему позвонили с неизвестного номера. После приветствия он услышал:

— Дядя Муса, это я, Шурик. Так, что вы надумали? Мы продолжим разговор или на этом всё и кончим?

— Я согласен. Приходи, мы продолжим разговор, — сказал Муса и сам удивился: легко вышло, а ведь до самого звонка он еще не решил, как отвечать. Они встретились.

— Дядя Муса, вот что я подготовил от вашего имени. Ознакомьтесь, читайте внимательно. Если не будет вопросов, подписывайте, — Шурик подал ему несколько листов бумаги.

— Что это за бумаги?

— Обращение в Красный Крест с приложениями. Они составлены в принятой форме, вам остается только подписаться.

— Верю, верю, сынок, — смягчился Муса. — Сделай так, чтобы сын вернулся как можно быстрее. И я тебя отблагодарю. Подписав бумаги, он испытал такую радость, словно сын уже находился в пути домой.

— А деньги перечислите вот на этот счет, дядя Муса. Как только деньги поступят, эти бумаги будут задействованы. Вам останется только ждать. Всё будет хорошо, дядя Муса. Не думайте плохого и не очень волнуйтесь.

                                                            * * *

Через месяц надзиратель вызвал к себе Магомеда.

— Судьба благоволит к тебе, — сказал ему надзиратель. — Твоё имя в списке идущих на обмен. Скоро выйдешь на волю, увидишь отца с матерью. Всех родных. И не забудь моё добро. Не берись больше за оружие, не попадайся в плен. Если вдруг ещё раз окажешься здесь, я сам пристрелю тебя. — Надзиратель вытащил пистолет и направил в лоб Магомеда.

— Поблагодари старшого, ты должен целовать ему пятки. — Другой надзиратель, стоявший в стороне, ткнул его в бок концом резиновой дубинки.

— Спасибо, старшой! Спасибо! — словно очнувшись, невольно громко сказал Магомед.

— Молодец твой отец, что от него требовалось, он сделал без лишних слов.

— Вы говорили с моим отцом?

— Мне сказали те, кто с ним говорил. Про всё это никто не должен знать. В нужное время я тебе сообщу. А теперь иди.

— Я всё понял. Спасибо ещё раз. — С руками за спиной, впереди второго надзирателя Магомед вышел из кабинета. К нему подошёл Андрей.

— Ну как? Тебя вызывали? Всё нормально?

— На словах всё нормально. Сказали, что в нужное время мне сообщат, — с неожиданно подкравшимся сомнением ответил Магомед.

— Если он что-то обещает, то делает. Ты будь спокоен. С его помощью я уже вывел отсюда четырёх человек.

— Андрей, если можешь, помоги и моему земляку Аслану, — попросил Магомед, показывая на подходившего к ним Аслана.

— Мы все тут земляки. Если бы это зависело от меня, я отсюда всех отпустил бы по домам. И сам бы уехал. Но, как видите, я остаюсь здесь, с вами.

— Что говорят в Союзе? Не сообщают, когда закончится война? — Подойдя, Аслан пожал им руки.

— Дай Бог, увидим мы тот день. Будем надеяться и на Ахмеда. Он выйдет отсюда и где надо поднимет о нас вопрос, как об этом мы говорим в Союзе. Скажи ему, если есть что передать родным.

— Тебя освобождают? — у Аслана загорелись глаза.

— Пока идут только разговоры, — неуверенно сказал Магомед.

— Где разговор, там и до дела дойдёт. Как будешь уходить, обязательно сообщи мне, передашь от меня два слова моим родным. — Во взгляде Аслана читалась и радость за товарища, и зависть.

— Вы как будто уже провожаете меня! Вспомним пословицу: не дойдя до речки, не снимай обувь. Пока мы все военнопленные и находимся в тюрьме. Кто из нас мог подумать, что мы окажемся здесь? Бесправные и униженные — всё равно, что скотина в загоне, терпя издевательства. И в каком веке мы живём? Я перестаю что-либо понимать в этом мире.

Они стояли и молчали, словно прислушиваясь к собственным горьким мыслям.

                                                                * * *

В госпитале капитана Сидорова навестили три офицера из части — двое его друзей и командир части полковник Макаров. Полковник закрепил на его груди орден Мужества, поздравил от имени правительства, офицеров и бойцов части и лично от себя, пожал руку и обнял. После поздравлений и расспросов двое друзей вышли, оставив командира с Сидоровым — так они договорились по дороге.

— По твоему делу приходили следователи, товарищ капитан. Я им объяснил, что нет никакой твоей вины в гибели взвода. И они успокоились. С этой стороны и ты можешь быть спокоен. Но вот что я хочу знать: правда ли, что тебя спас Рамазанов Магомед?

— Это правда, товарищ полковник. Меня, без сознания он вынес из-под огня.

— И сколько времени он оставался с тобой?

— Три дня.

— Ты не ошибаешься, капитан? С тобой действительно был сержант Рамазанов?

— Хотя я был ранен, с головой у меня всё было в порядке, товарищ полковник. Меня спас сержант Рамазанов. Он же забрал у врагов БРДМ. Я думал, как приедем в часть, ходатайствовать о награждении его орденом.

— Непонятно, как он оставался с тобой три дня… Его труп в первый же день из морга привезли в часть. А через неделю его тело увезли в Дагестан и похоронили. Наградили орденом, как ты и хотел.

— Не отправили ли вы, по ошибке, вместо него кого-то другого в Дагестан? Погибших из взвода нашли всех?

— Из всего взвода опознать можно было только сержанта Рамазанова и ещё троих. Остальных собрали по частям, и они до сих пор находятся в мешках в морге, причисленные к пропавшим без вести. Их родные засыпали нас телеграммами и письмами. Приезжают матери и отцы, остаются по несколько дней, требуют определённого ответа. А мы не можем сказать, что они погибли или попали в плен. И среди живых их нет… По твоим словам получается, что вместо Рамазанова отправили домой и похоронили другого. Но ты ошибаешься, товарищ капитан. Я держал в руках документы Рамазанова. И я сам отправлял в Дагестан его тело. И именно я подписывал бумаги о посмертном награждении его орденом. То, о чём ты говоришь, никак не могло случиться.

— Бойцов своей роты, товарищ капитан, я знал, как своих детей, каждую черточку на их лицах, их характеры и особенное в их облике, тут мне документы без надобности… Как я ещё могу доказать, что со мной был сержант Рамазанов?

— Давай мы так договоримся, товарищ капитан. Тело Рамазанова покоится на его родине. А твои слова ни к чему не приложишь. И про это ты больше нигде не говори. Если вдруг Рамазанов объявится живым, тогда посмотрим по обстоятельствам.

— Вы не верите мне?

— Я хочу тебе верить, товарищ капитан. Но если поверить тебе, многим несдобровать. И прежде всего мне. И тебя опять начнут изводить допросами. И каково будет тем, кто в Дагестане похоронил сына?

— Те, кто в Дагестане, будут счастливы узнать, что их сын жив. Что тут плохого?

— Что ты за упёртый человек! Видимо, ты всё же тронулся мозгами. А обо мне ты совсем не думаешь?

— А обо мне, ещё молодом и оставшемся без ноги, вы думаете, товарищ полковник? Вы хотите этой побрякушкой заставить меня замолчать? Можете забрать её обратно, а мне верните мою ногу. Капитан сорвал с груди орден и бросил на пол перед полковником.

— Вы бросаете под ноги правительственную награду, товарищ капитан? Что ты о себе возомнил? Полковник встал. Услышав громкий разговор, переходящий в крик, ожидавшие в коридоры офицеры вошли в палату. Они изумленно переводили взгляды с полковника на капитана, стоявшего, с трудом опираясь на костылях, и на орден на полу. Один молча поднял орден и положил на коробочку из-под него, лежащую на столе.

— Идёмте. Нам не стоило приезжать к этому тронутому! — Полковник вышел.

— Держись и не поддавайся, друг! Мы тебя понимаем, — офицеры обняли Сидорова и последовали за полковником.

Сидоров долго стоял и смотрел на дверь, которая закрылась за его сослуживцами. Неловко подбрасывая тело на костылях, тяжело подошёл к столу, взял орден. Долго разглядывал, держа на ладони, потом сжал в кулаке и опустился на кровать. У него задрожал подбородок, глаза наполнились слезами, он втянул носом воздух, закрыл обеими руками лицо и повалился набок. Вырывающиеся из горла рыдания он пытался заглушить подушкой.

                                                               * * *

После гибели сына Саид очень изменился. Он похудел, ссутулился и выглядел ниже ростом, забывал бриться и походил на старика. Сельчане, жалея, смотрели на него, как на помешанного. Несколько раз его возвращали с кладбища, куда он ходил с лопатой и пытался раскопать могилу сына.

— Как вы меня не понимаете? Не мой сын лежит в этой могиле. Мой сын жив. А несчастного, который тут лежит, отдайте его родным. Вы только изводите нас. Вот увидите, мой сын вернется…

Несколько раз побывав в районных учреждениях, Саид повторял эти слова, как заведенный. Однако никто не принимал их всерьез.

Как-то Саид услышал стук в ворота. Перед ним стоял незнакомый еще не старый мужчина. — Салам алейкум! Ты Саид? — спросил он.

— Алейкума салам! Да, я Саид. Заходи домой, — пригласил он незнакомца.

Поблагодарив, незнакомец последовал за хозяином в дом. Произнес приветствие и сел на предложенный ему стул.

— Жена, у нас гость, — сообщил Саид жене. — Принеси нам чаю, — вернулся к гостю и тоже уселся за стол.

— Мы не знакомы, — начал гость, — но наши дети были крепкими друзьями. Я отец Ахмеда.

— Чеченца Ахмеда? Ты Муса?

— Да, я Муса.

— Как твой сын? Как у него проходит служба? Очень хотел бы я поговорить с ним. Погибшего Магомеда привезли другие люди. Я удивляюсь, почему с ними не было Ахмеда.

— Магомед погиб? — Гость даже привстал.

— Да, Муса. Его привезли в цинковом гробу и похоронили.

— Когда это было?

— Скоро будет четыре месяца.

— Прости, Саид, я не знал. Да упокоит его душу Всевышний. Да будет жизнь долгой у его детей и у всех вас.

— И вам жить долго… Вот, молодые погибают, а мы продолжаем коптить небо.

— В этом ты прав, Саид, так происходит. И от моего сына долго не было вестей. А две недели назад мне сообщили, что он в плену на Украине.

— Видимо, и мой сын там…

— Не понял. Ты же говоришь, он погиб и похоронен?

— Говорил, но я думаю, что к нам привезли кого-то другого, и мы похоронили не Магомеда…

— Как? Разве так бывает?

— Через некоторое время после похорон мне тоже позвонили с Украины. И сообщили, что Магомед там в плену. Когда тот заговорил о выкупе, я рассердился, обругал его и выключил трубку. Всё время жалею, что не выслушал его.

— Саид, я и приехал к тебе по этому делу.

— По какому? Магомед жив?

— Нет… не знаю. На днях ко мне пришёл представитель Красного Креста. Он сообщил мне, что мой сын в плену на Украине. Убедил меня, что его можно освободить за выкуп. И я дал деньги. Сюда я приехал увидеть Магомеда и узнать у него об Ахмеде. Магомед не раз бывал у нас дома.

— Ты сам говорил с Ахмедом?

— Нет, не говорил. Но у того человека была фотография Ахмеда, и он привёз от него письмо. На фотографии они сняты вместе с Магомедом.

— Где? В плену?

— Нет, снимок еще довоенный…

Пообедав, Саид повел Мусу на могилу Магомеда.

— Всё в руках Всевышнего. Да упокоится его душа… Если и тебе звонили с Украины, я стал жертвой проходимцев. Как я понимаю, у негодяев была одна цель: получить у меня деньги…

— Не теряй надежды, Муса. Вдруг они исполнят обещанное? И сын вернётся к тебе.

— И ты понапрасну не изводи себя, Саид. Ты хоть похоронил своего сына, и он нашёл последнее пристанище среди своих. А что думать о своём сыне, я не знаю. Будет ли у него могила? Из части сообщили, что он пропал без вести…

— Здесь могила сына, а я не могу поверить, что он погиб… Вдруг в один день они оба вместе вернутся? Терпения нам, Муса. Скорбный вид Мусы тронул Саида, его как будто отпустила, ослабев, собственная боль…

                                                           * * *

В середине ноября Магомеда перевели в другое место, где были собраны для обмена сорок российских военнопленных. Им дали искупаться, почиститься, привести себя в порядок, некоторых даже переодели. Словом, в течение трёх дней постарались вернуть им человеческий облик. Когда все приготовления были закончены, автобус с военнопленными, следуя за машиной Красного Креста, сопровождаемой вооружённой охраной, направился в условленное место.

Колонны обеих сторон остановились с двух концов широкого моста через полноводную реку. Сначала два представителя от каждой стороны встретились на середине моста, передали друг другу списки, документы и вернулись обратно. Потом мост по обеим сторонам в цепи по одному перебежали военнопленные. Тем, кто не мог бежать, помогали товарищи. После состоявшегося обмена машины развернулись и уехали в разные стороны.

Как только автобус с российскими военнопленными тронулся с места, в салоне шепотом заговорили. Потом кто-то крикнул: «Свобода!» За ним весь автобус в один голос трижды повторил: «Свобода! Свобода! Свобода!» И настала мёртвая тишина. Ещё через минуту кто-то громко заплакал…

Обмененных военнопленных привезли в реабилитационный центр в Ростове. Отдельно каждого из них начали вызывать на собеседование работники особого отдела.

— Я не Ахмед, — заявил Магомед, когда очередь дошла до него, назвав своё настоящее имя и фамилию.

— Как это ты Магомед? А почему по этим бумагам ты Ахмед? Ты что, решил меня обмануть? — нахмурился следователь.

— В плену меня вынудили изменить имя, — ответил Магомед и рассказал историю с перепутанными бушлатами.

Следователь его выслушал, что-то записал и уходя сказал:

— Я выясню, сказки ты рассказываешь или говоришь правду.

На следующий день его опять вызвали к следователю.

— Товарищ Ахмед-Магомед, не имеешь ли ты ещё одно имя? — встретил его вопросом следователь. — Я так и не понял, почему ты неожиданно решил изменить своё имя? Не думаешь ли, что если будешь называться Магомедом, с тебя сойдет печать побывавшего в плену? С какой целью ты вводишь нас в заблуждение?

— Уважаемый, я и не думал вводить вас в заблуждение. Я рассказал вам чистую правду.

— Я послал запросы и в Дагестан, и в Чечню. В Дагестане тебя похоронили несколько месяцев назад. А из Чечни сообщают, что ты пропал без вести. Так кто ты такой?

— Мою личность нетрудно установить. Вызовите сюда наших отцов, Ахмеда и Магомеда. И они скажут, кто я такой. Вы же не думаете, что отец не признает сына? А я рад буду видеть их обоих. Сначала, конечно, поеду в Чечню, к отцу моего друга, благодаря стараниям и расходам которого я оказался на свободе.

— А как ты посмотришь ему в лицо? Он простит тебе, что ты вернулся из плена, использовав имя его сына? С твоей стороны на что это похоже?

— Уважаемый, я же вам объяснял: там меня избивали, когда я отказывался называть себя Ахмедом. Они тоже, как и вы, звонили ко мне домой. Услышав из дома, что я погиб и похоронен, опять избили. Оттого, что у меня оказались документы Ахмеда, они мне не поверили. Да что о них говорить, если вы, свои, мне не верите? По счастливой случайности я освободился из плена, а не могу поехать к матери. И в какое положение вы меня ставите? Господи, когда прекратятся эти допросы?..

— Я не стараюсь затруднить твое положение, товарищ сержант. Я только хочу установить твою личность и отправить в часть.

— Так отправляйте! В части ведь меня все знают.

— Ты думаешь, я не запрашивал в части? Оттуда тоже ответили, что тело погибшего Магомеда увезли в Дагестан и похоронили. Как ни смотри, выходит, что ты Ахмед. А ты морочишь мне голову.

— Могу сказать одно: на мне нет никакой вины. Я не сдавался врагам. Они меня взяли в бессознательном состоянии. Я готов и дальше воевать с ними. Но мне надо немного времени, чтобы повидаться с отцом и матерью.

— Желаешь оставаться в армии?

— Я должен отомстить за погибшего командира роты капитана Сидорова, за моего друга Ахмеда, за всех тех, кто в тот день погиб из нашей роты, — скрипнув зубами, ответил Магомед.

— Хорошо, будем считать, что ты Магомед. Но кого в Дагестане похоронили вместо тебя?

— Я об этом думаю, и мне кажется, что там похоронили Ахмеда. Думаю о его отце и очень сожалею. Ведь он ждёт возвращения сына. Поэтому я и хочу прежде всего поехать к нему.

— К нему мы поедем вместе. И убедимся в правдивости твоих слов, товарищ сержант. Мы поедем также и на твою могилу. — Следователь встал.

                                                            * * *

— Ты готов, товарищ сержант? — появившись через два дня, спросил следователь у Магомеда.

— Продолжать допрос? Мне больше нечего сказать. Или освободите, или арестуйте. У меня иссякло всякое терпение. Оказался виновным в том, что остался в живых. Все, кто приехал со мной, уехали, один лишь я торчу здесь. Не позволяют хотя бы позвонить домой. Вырвался из вражеского плена и оказался в плену у своих. Все это Магомед выговорил, возбуждённо вскочив на ноги.

— Не кипятись, товарищ сержант. И из этого плена мы тебя освобождаем. Я поехал в вашу часть и поднял там все документы. Ты оказался прав.

— Да? И это тоже правда?

— Да, это тоже правда. Никаких вопросов к тебе не осталось. Но прибавилось число тех, к кому у меня будут вопросы. Ну, это моя работа. А ты успокойся. Я выправил бумаги на месячный отпуск для тебя. Вот, держи, здесь и деньги на дорогу. А в части объяснишься после отпуска. Следователь отдал ему бумаги с печатями и конверт.

— Товарищ следователь, простите меня, сначала я о вас плохо подумал. А вы оказались совсем другим человеком… порядочным и добрым. Можно ещё раз спросить, как вас зовут? — Магомед протянул следователю обе руки.

— Власов Аркадий Николаевич, майор.

— Спасибо вам, товарищ майор!

— Одна просьба у меня к тебе.

— Скажите, какая просьба?

— Пока ничего не говори отцу Ахмеда.

— Но как мне умолчать о том, что у меня оказались документы Ахмеда и что по его документам я вернулся из плена?

— Пока поезжай к себе, повидайся с родными. Когда точно установим, что вместо тебя похоронили Ахмеда, мы вместе поедем к его отцу. И всё ему объясним. Согласен?

— Согласен. — Через неделю я приеду вместе с комиссией, чтобы вскрыть твою могилу. А до того времени никому не позволяй трогать ее.

— Чтобы раскопать мою могилу…

— …Где похоронен Ахмед. Тяжелая обязанность, но его надо доставить на родину.

                                                          * * *

Перед домом Саида остановилось такси. Из него вышел Магомед в армейском зимнем бушлате. Он забрал из салона вещмешок, закинул его за плечо, как привык это делать, трогаясь в дорогу, и подошёл к воротам. Постоял несколько минут, потом открыл калитку и ступил во двор. В последнее время Саид перестал запирать входную дверь на ключ. Здесь, во дворе двухэтажного дома, играли шумную свадьбу Магомеда…

Дом. Родной дом. Нет ничего более дорогого сердцу человека…

Магомед поднялся наверх. На террасу выходят двери трех комнат. В одной комнате живут отец с матерью, в другой — Магомед с женой и детьми, а третья — комната его сестры. После того как она вышла замуж, эта комната стала гостевой. Магомед тихо постучал в дверь родителей.

— Кто там? Входи, — откликнулся из комнаты женский голос.

— Салам алейкум! — Магомед вошел в комнату.

Увидев человека в армейской форме, мать с отцом мигом оказались на ногах.

— Маго… ме-е-ед! Я знала, что ты вернёшься! — крикнула мать и начала падать.

Сбросив вещмешок на пол, Магомед подхватил её на руки, осторожно опустил на стул и опустился перед ней на колени.

— Мама… — Пусть это были слёзы радости, но мать не должна была видеть их. Магомед положил голову ей на колени.

— Сын мой! Дитя моё! Магомед, ты из могилы вернулся к нам. О, Господь великий, вернувший мне сына! Вижу тебя, прозрели мои глаза… — Мать, как в детстве, гладила его по голове.

— Магомед! Сын мой… Ну же, с приездом, сынок! — голос Саида сорвался.

Магомед встал. Отец с сыном, обнявшись, замерли с бьющимися сердцами на долгую минуту…

— Где мои дети, жена? Почему их не видно? — спросил Магомед, когда несколько улеглось волнение матери и отца.

— Помоги мне встать, Саид. Чаю налью сыну. Накормлю его. — Зухра попыталась встать.

— Ты сиди, мать. Я сам налью ему чай.

— Я не понял… Их нет дома? — Магомед недоумевающе посмотрел сначала на мать, потом на отца.

— Фируза вместе с детьми уехала к своей матери. Успеешь их увидеть. Раздевайся. Умойся после дороги и садись к столу. Обо всем остальном потом поговорим. — Зухра поднялась, опираясь руками о колени.

Магомед, сняв бушлат и кинув его на спинку стула, вышел на террасу. Он ополоснул лицо и руки под краном, вытерся полотенцем и пошел в свою комнату. Медленно открыл дверь да так и остался стоять на пороге пустой комнаты.

— Мама, куда делись все вещи из нашей комнаты? Разве Фируза насовсем уехала?

— Чтоб лихорадка одолела твою Фирузу! Не хотела я сегодня о ней говорить… Выбрось её из головы, сынок. Мы приведём тебе новую невесту. — Зухра заговорила энергично, словно забыв о своих горестях и боли.

— Да что случилось? Что это за слова, мама?

— Когда ты погиб… Астовпирулла! После этого ей дали деньги. Она на них купила квартиру в Махачкале и переехала туда. Потом вышла замуж…

— Что? Вышла замуж? А где же дети?

— Тех щенков я отослала к их матери.

— Что ты говоришь, мама? Это же мои дети, твои внуки…

— И в этом я сомневаюсь, сынок. Но сегодня хватит говорить о ней — потом! Главное, я вижу тебя живым и здоровым. Нет у меня превыше радости. Садись за стол, ты вернулся издалека… с того света. Завтра мы всё спокойно обсудим. А сейчас я не хочу слышать ни одного печального слова. Ты сядь! — Зухра поставила на стол тарелку и не успела добавить другую, как в дверь постучали.

— Магомед! Дорогой Магомед! Мы узнали, что ты вернулся с того света. С приездом! — В комнату ввалились сельчане: друзья Магомеда, родственники, соседи…

                                                              * * *

Утром Магомед проснулся рано, продрогнув в остывшей за ночь комнате. Только начинало светать. Встав с постели, постеленной ему матерью на полу, он откинул занавеску и выглянул на улицу, белую от выпавшего снега. Часы на голой стене показывали около шести. Накинув бушлат и стараясь, чтобы не слышали мать с отцом в другой комнате, Магомед спустился во двор и направился в сторону кладбища. На свежевыпавшем снегу, по которому еще не прошли человек или скотина, отпечатывались следы его армейских сапог.

Кладбище начиналось с очень старых захоронений, отмеченных необработанными сланцевыми камнями. Потом пошли высокие надмогильные памятники из тесаного камня с арабскими письменами. За ними — надмогильные камни с успевшими поблекнуть или ещё сохранившими свой цвет портретами покойников. На новых же могилах возвышались мраморные стелы с большими портретами. Перед Магомедом неожиданно возникло надгробье, лицевую сторону которого занимало его изображение во весь рост. Он остановился и отступил на два шага назад. Под портретом можно было прочитать: «Слава тебе, солдат! Ради Родины не пожалел ты жизни!».

— Что, сынок, плохо спалось? — Магомед не заметил, как рядом очутился отец.

— Ты, папа? Ты тоже рано встал.

— Я просыпаюсь даже от комариного писка. За воротами я увидел твои следы и понял, куда ты направился.

— Хороший камень над могилой. Это кто же постарался?

— Районные власти.

— Как освободят могилу, это место пусть сохранится, отец. Хорошее место, да и камень с портретом хорош. Что ни говори, за такую могилу не жалко отдавать жизнь…

— Не говори глупостей, сын. Если еще раз услышим о тебе что-то подобное, здесь прежде появятся камни над могилами твоих отца и матери. Хватит того, что мы испытали. Пойдём.

— Подожди, папа. Знаешь, что я думаю? Здесь лежит Ахмед. И как это ни горестно, его надо доставить к своим родным. Я даже хотел, прежде чем приехать сюда, отправиться к его отцу. Благодаря его стараниям и расходам меня освободили из плена. Он ждёт возвращения своего сына, а вернулся я…

— Как это случилось?

— Выезжая в разведку, мы с Ахмедом перепутали бушлаты. Когда он погиб, в его кармане нашли мои документы. Я вместе с командиром роты блуждал в лесах, потом попал в плен. Ахмеда, видимо, нельзя было узнать, и его тело, недолго думая, отправили сюда.

— Бедный Муса. А ведь он приходил на эту могилу.

— Да? Почему? Чего он хотел?

— Он приехал повидаться с тобой, узнать у тебя о своем сыне, пропавшем без вести… Стоял здесь и горевал, что у сына не будет даже могилы. Теперь будет…

— Папа, надо вернуть ему деньги, которые он отдал за моё освобождение.

— Конечно, сын. Деньги найдём, если иначе не получится, и дом продадим, но долг вернём… И это не всё, останется ещё долг…

— Какой ещё долг?

— Пособие, которое даётся семье погибшего военнослужащего. От государства мы, твоя жена и дети, получили семь миллионов рублей.

— Куда же делись эти деньги?

— Твоя жена купила на них квартиру в столице.

— Жена, жена… — Магомед помрачнел и задумался.

— Разве государство не заберёт те деньги?

— Не знаю, папа. Как разберёшься в делах государственных, когда так трудно что то понять в собственной семье? Сегодня я поеду в военкомат, а завтра в столицу. Я хочу увидеть своих детей. Пойдем, холодно. — Еще раз бросив взгляд на надгробье со своим портретом, Магомед направился домой.

                                                               * * *

В воскресенье утром Магомед поехал в столицу. Теперь ему предстояло посмотреть в глаза предавшей его жены. В Махачкале он нашёл дом по адресу, взятому у матери. Дом находился на хорошем месте в новом микрорайоне. Во дворе детская площадка, спортивная зона для взрослых, места отдыха со скамьями.

Магомед присел на скамейку перед подъездом. Зимнего холода не чувствовалось, погода стояла мягкая, но у него дрожали ноги. Он встал и вошёл в подъезд. Поднялся на третий этаж, остановился перед дверью. У него перехватило дыхание, как после подъема в гору. Выдохнув, он три раза кулаком стукнул в бронированную дверь и только после этого увидел звонок на стене.

— Обязательно ломать дверь? Там же звонок. — Дверь открыл незнакомый мужчина.

— Где Фируза? Где дети? — отодвинув мужчину, Магомед вошел внутрь.

— Эй, ты кто такой?

— Ангел смерти, пришел по ваши души! — неожиданно для себя, вспыхнув гневом, ответил Магомед.

— Камиль, что за шум? Что там случилось? — В прихожей появилась Фируза и обомлела.

— Вот ты какова, подлая! Вот на что ты оказалась способной! — Подняв крепко сжатый кулак, Магомед пошел на неё.

— Ай-ай! —Фируза в страхе отпрянула от него.

И тут из-за её спины появились дочь и сын.

Кулак опустился, руки Магомеда обняли детей. Фируза, зарыдав, убежала в комнату. Мужчина продолжал стоять в дверях, он всё понял и молчал в замешательстве.

— Одевайтесь, милые, да побыстрее, — сказал Магомед детям. — Мы уедем к бабушке.

— Мы не хотим к ней ехать, — вдруг заявила девочка. — Она сказала, что больше не любит нас, и привезла сюда. Девочка отступила назад. Мальчик встал рядом с ней.

— Никуда они не уедут, это мои дети. — Раздался из комнаты голос их матери.

— Разве от меня ничего нет в них?

— Ты не был ни мужем для меня, ни отцом для детей. Ты всегда служил. Без тебя я только начала жить… Почему ты вернулся? Отец детей — он, Камиль. Посмотри внимательнее, они совсем не похожи на тебя. Они его дети. И прошу больше не беспокоить нас. — Появившись вновь с мокрым лицом, Фируза спрятала детей за свою спину…

Он ненавидел её, как врага, чувства к детям не осталось, только холод в груди. Медленно повернулся и тяжело шагнул к двери. Проходя мимо мужчины, он остановился.

— Значит, ты Камиль? — Магомед с ненавистью посмотрел на него.

— Да…

— Будем знакомы. Меня зовут Магомед. — Он с разворота ударил Камиля в челюсть. Тот отлетел и с грохотом упал у ног Фирузы и детей. — Мать была права, — продолжил Магомед. Потом повысил голос: — Даю вам неделю, и чтобы духа вашего не было в этой квартире.

Повернулся и вышел, споткнувшись о порог.

                                                                   * * *

Через неделю к Магомеду приехали на двух машинах. В одной из них находились майор Власов и ещё два офицера. В другую погрузили вынутый из могилы цинковый гроб. Майор Власов, отведя Магомеда в сторону, сказал:

— Нам потребуются два дня, чтобы выяснить, Ахмед ли лежит в гробу. Если результаты исследования ДНК это подтвердят, как мы и договаривались, ты можешь ехать с нами в Чечню.

— Я вас ждал. К отцу Ахмеда мне обязательно надо поехать. Вы только сообщите мне, когда будут готовы результаты исследования.

Через два дня Власов позвонил и сообщил, что их предположение подтвердилось: в гробу действительно лежит Ахмед. Сказал, что завтра они отправляются в Чечню.

— Я поеду вместе с тобой, сын, — сказал Саид. — Хочу увидеть Мусу. — И тоже стал собираться в дорогу.

У особняка на окраине Грозного было припарковано много автомобилей. Ворота распахнуты, двор полон людей. Магомед с отцом остановились в воротах. К ним навстречу вышел Муса и тоже остановился, не веря своим глазам.

— Саид, ты оказался прав. Вместе с тобой радуюсь возвращению твоего сына. — Муса обнял прослезившегося Магомеда.

— Сыновья доставляют нам не только радость, Муса, — сказал Саид.

— И мой сын возвращается.

— Ахмед возвращается? — не понял Саид.

— Да, Саид, он едет… в своё последнее жилище. Мне сообщили из его части… Все в руках Всевышнего, да возвеличится слава его… — Муса провел ладонями по лицу.

— Простите, дядя Муса, у меня разговор к вам…

— За что ты просишь у меня прощения, сынок? Мы поговорим, но потом, не думай об этом сейчас. Пусть всё это закончится…

К воротам подошел взвод солдат с автоматами на груди. Четверо мужчин внесли и поставили в середине двора гроб, обернутый красным бархатом.

— Фатиха! — призвал мулла собравшихся к молитве.

Все, подняв руки, замерли… Наблюдая за Мусой у гроба сына, Магомед удивлялся его спокойствию и собранным движениям. В это время кто-то положил руку ему на плечо.

— Ты когда успел приехать?

— Товарищ майор, вам гражданская одежда тоже идет. — Магомед опустил руку, невольно поднявшуюся отдать честь.

— А честь надо отдать вот кому. — Майор указал на человека без ноги, на костылях, стоявшего позади в нескольких метрах.

— Кто это?

— Разве ты его не знаешь? Хорошенько посмотри.

— Командир! Товарищ капитан! Живой! — Магомед бросился к нему.

Они долго стояли, обнявшись, будто не могли оторваться друг от друга…

Муса уже знал обо всем. Майор Власов рассказал ему, что из украинского плена вместо Ахмеда вернулся Магомед. Когда пришли с кладбища, Муса сказал, усаживая Саида рядом с собой на скамью, накрытую ковром:

— Вы никуда не спешите. Сегодня вы мои гости.

— В гости мы приедем в другой раз, Муса. Сегодня день скорби, не до того… И тебе нужно спокойствие.

— Всё в руках Всевышнего. Мы должны безропотно принимать, что Он нам отпускает. Я упокоил сына, теперь и сам спокоен.

— Я знаю, Муса, ты дал деньги, за которые моего сына отпустили из плена. Я возвращаю тебе долг, если тут не хватает, скажи, ты получишь и остальное. — Саид полез в карман.

— Подожди, — Муса удержал его руку. — Подожди, Саид. Я вызволил из плена своего сына. Если бы Магомед не вернулся оттуда, и ты не увидел бы своего сына, мой сын не нашёл бы упокоения у себя на родине. Я прощаю тебе этот долг, да будет во благо. Теперь Магомед мне будет сыном. Скажи ему, пусть не забывает меня. Смотрю на него, и мне кажется, что я вижу Ахмеда. Да хранит Всевышний нашего сына. Аминь!

— Аминь! — повторил вслед за ним и Саид.

                                                               * * *

До наступления Нового года оставалась одна неделя. Отпуск Магомеда пролетел незаметно. У ворот Саида опять собрались сельчане. Мать, вышедшая за ворота, не могла сдержать слёз. Саид крепился, хотя у него порой и подрагивал подбородок. Магомед попрощался с отцом, матерью и со всеми провожающими его сельчанами. Он отбывал в свою часть, на Украину, где шла война.

Заглавное фото: https://t.me/mydrawingdiary