«И сам город был интеллигентным»

— Зарифа Ахмедпашаевна, как ваши родители попали в Буйнакск?

— Папа мой, Ахмедпаша Абдусаламович Абдуллаев — коренной буйнакчанин, он родился в Буйнакске. А мама, Раиса Владимировна Якобсон, приехала работать после Одесского университета — просто получила направление.

— Мама была музыкантом?

— Нет, мои родителя — педагоги, они работали не в школе, а в училищах, папа — математиком, а мама — географом. В Буйнакске было три педучилища. Вообще Буйнакск в те годы был таким образовательным центром, там было шесть или семь средне-специальных учебных заведений, помимо трех педагогических, были финансовый и кооперативный техникумы, медицинское училище, что-то еще. Там преподавали крепкие, опытные преподаватели, с хорошим образованием. Было много русских. Педагоги были центром городской жизни, к ним все тянулись. И сам город был … интеллигентным.

— А где вы жили?

— Мы жили в центре, на улице Ленина, 65. Этот дом стоит и сейчас, двухэтажный. Дом имел большой общий двор с еще несколькими домами, там было много детей — очень интересная шла дворовая жизнь!

— Эти дома были построены после землетрясения?

— Нет, что вы! Наша семья въехала в эту квартиру примерно в конце 50-х. Дома выдержали землетрясение, их только немного укрепили, подлатали. Моя мама жила там до самой смерти, она ни за что не соглашалась переехать в Махачкалу, хотя я её всё время уговаривала. Она была большим патриотом Буйнакска.

Папа умер очень молодым, в 56 лет. Я только поступила на первый курс училища, помню, приехала домой на зимние каникулы… Это были последствия войны.

— Он прошел войну?

— Да, еще как! Родители, как многие люди того поколения, не любили рассказывать про войну. Я лишь знаю, что отец начал воевать еще с дальневосточных событий, а в 1942 году окончил Сталинградское танковое училище и прошёл всю войну танкистом. Закончил войну в Австрии и вернулся домой не в 1945-м, а двумя годами позже. У него была контузия, несколько ранений. Неоднократно попадал в госпитали — уже там, за рубежом.

Он был командиром танка, потом руководил подразделениями — побольше. Был в звании капитана, но занимал должности более высоких чинов (майора, подполковника) — ему было неловко, будучи командиром, продвигать самого себя по службе. У папы было много воинских наград. И военных ран.

Он вернулся и стал преподавать в педучилище математику. Но ещё папа был страстным меломаном — с детства обожал музыку. Папа рассказывал, что в его юности была в городе учительница музыки, которая давала частные уроки, и он проводил всё свободное время под её окнами: ловил звуки её музыкальных занятий с учениками. Папа мечтал заняться музыкой, но не решился сказать об этом своему отцу. Потом признался, что поступил так напрасно: «Отец бы меня понял». Он дружил с одним ленинградским скрипачом, Николаем Николаевичем Оголевцом. Его родители жили в Буйнакске, и он часто к ним приезжал. А на склоне лет и вовсе вернулся в наш город. Папа благодаря этой дружбе научился прекрасно играть на мандолине. Уже позже, когда я стала учиться, я помогла ему освоить нотную грамоту и аккомпанировала — он играл практически весь скрипичный репертуар: «Венгерские танцы» Брамса, «Чардаш» Монти и др. Так что музыка звучала в нашем доме с моего раннего детства.

— А как вам достали пианино?

— О, эта целая история! Когда я пошла в музыкальную школу, пианино дома не было, и я занималась там, где удавалось найти инструмент — у родителей на работе, например. А потом…

Буйнакск был всегда военным городом, и была там среди прочих дислоцирована часть для переподготовки кадровых военных, офицеров. Они приезжали с семьями, с домашним скарбом, а потом по завершении курсов уезжали, нередко опять в Европу, в Германию. Многие старались избавиться от вещей и продавали что-то.

Так возникло это прекрасное немецкое пианино редкой марки «Эдуард Зайлер» (Ed.Seiler — один из старейших немецких производителей фортепиано, производство основано в 1849 году Эдуардом Зайлером в городе Либерфельде. Компания работает до сих пор и производит фортепиано высокого качества. — Ред.). Родители, что называется, напряглись и еще лет десять расплачивались с долгами. Но инструмент очень хороший, он до сих пор у меня.

— То есть отец поддерживал ваше стремление к занятиям музыкой?

— Музыка в нашем доме звучала всегда. Отец был просто фанат классической музыки. Мама тоже очень любила музыку. Она была родом из Одессы, и летом мы часто ездили туда к её родне. Первым делом мы с папой шли в магазин пластинок, и по нашем возвращении в Буйнакск дома собирался определенный круг — те самые преподаватели, которые слушали и обсуждали привезенные пластинки. Окружение, обстановка в доме, пристрастия родителей, видимо, и определили мой выбор.

— Вы ездили в Одессу к бабушке?

— Нет, маминых родителей, практически всю большую семью расстреляли немцы во время оккупации. Остались живы моя мама, её старшая сестра и старший брат. Они спаслись только потому, что учились и жили во время трагедии в других городах. Дядя жил после войны в Одессе, а тетя — в Кривом Роге. Во время войны она партизанила в тех местах.

— Какие воспоминания о Буйнакске у вас сохранились?

— Детские воспоминания о городе самые хорошие, и у всех моих сверстников так, думаю. Город в те годы был совсем небольшой, какой-то «семейный», доброжелательный. Все друг друга хорошо знали. Были милые городские традиции. Например, в новогоднюю ночь, поздним вечером шли по улице Ленина на площадь, к ёлке, раскланивались, поздравляли друг друга с праздником, а к бою курантов возвращались домой.

— А летом? Что было интересного в летнем Буйнакске тех лет?

— О, летом мы непременно отправлялись в поход. Родители были, как я говорила, педагогами, и их отпуск совпадал с моими каникулами, поэтому мы (папа, мама, я и младший брат) отправлялись в поход — настоящий, с рюкзаками. Походы были пешими, достаточно дальними. Папа хорошо знал окрестности города, а мама, географ по специальности — природу Дагестана. Мы отправлялись к озеру Комсомольское, в трех километрах от города, или через Беловескую горку.

Она была живописная, поросшая кустарником, там росли небольшие деревца, было много кизила, весной — подснежников. Однажды я принесла из похода желуди и решила вырастить из одного из них дуб. Сейчас он огромный! Походы были очень популярны среди горожан — места вокруг были прекрасные. Это позже Беловескую горку стали застраивать, потом случился оползень. В походы мы ходили с дворовым псом. Породистая охотничья собака — сеттер остался без хозяина, и мой брат подкармливал пса, подружился с ним.

— А в Комсомольском озере ловили рыбу?

— Нет, рыбу наши мальчишки ловили в речке Шуринке. Там водилась форель, и они связывали рукава рубашки и ловили ею — как бреднем или сачком. Но это за городом, конечно. Все окрестности были нашими, дети ничего не боялись. Главное требование родителей было таким: «Чтоб к темноте были дома!». Темнота наступала быстро, потому что город был освещен плохо. За исключением улицы Ленина — городского променада.

Мы гоняли на велосипедах — по всему городу! Детство было подвижное. Велосипеды были не у всех, но были. У меня был хороший полуспортивный велосипед: папа купил себе, но он ему быстро надоел. Велосипед перешел в мое распоряжение. Летала! Однажды свалилась с самой Кавалер-Батареи, катилась кубарем до самой речки.

— Часто бывали на Кавалер-Батарее?

— Да, это было одно из любимых мест в городе. Там была эта пушка, у меня даже есть фотография, где мой сводный брат рядом с ней. К тому же рядом в училище работала мама, в старом губернаторском доме. Именно мама, кстати, создала в училище музей.

— С пушками на Кавалер-Батарее много неясного, трудно разобраться, когда они исчезли из Буйнакска и были перевезены в Махачкалу. А кинотеатр вы помните?

— «Ударник»? Да, конечно, помню. Помню даже, как его взрывали — присутствовала при этом. Тогда стремились избавиться от всего старого, связанного с прошлой жизнью. Сейчас всего этого очень жаль.

Вот, например, на углу улиц Ленина и Хизроева была старая сторожевая башня — я хорошо её помню. Зачем её надо было сносить? На этот вопрос нет ответа. Хорошо, что театр не снесли! Хотя собирались — после землетрясения он очень пострадал. Моя мама была среди городских активистов, которые отстояли это уникальное здание.

— А ваша музыкальная школа?

— Школа — это родное для меня место. Она находилась на улице Чкалова, недалеко от вокзала. Преподаватели тогда работали на совесть, на полную катушку: мы проходили весь курс без каких-либо послаблений, без пробелов, поэтому после городской музыкальной школы я легко поступила в Махачкалинское музучилище, а потом и в Гнесинскую академию в Москве. Всё было очень серьёзно, по-настоящему.

В училище я поступила в 1967-м и больше в Буйнакск уже не возвращалась. Само собой, я приезжала на каникулы, на выходные, но это были уже другие отношения с городом.

— Вернемся к Буйнакску. Какая там была атмосфера? Творческая?

— Культурная жизнь в городе была очень активна, в мае были выступления школ на площади, которых ждали и дети, и взрослые. Очень развита была самодеятельность. В училищах создавались студенческие оркестры — духовой, народных инструментов, ВИА. Много было самодеятельных коллективов в школах — все тянулись к культуре, к музыке, к общению. У нас в школьном ансамбле пела, кстати, Жанна Абуева (тогда Ахкуева), а я им аккомпанировала.

Как я уже говорила, после восьмого класса я уехала из Буйнакска, приезжала только к маме, пока она была жива. На мои уговоры переехать она категорически отказывалась — в Махачкале всё было для неё не так: вода, воздух, люди. В Буйнакске мама чувствовала себя нужной: она работала практически до самого ухода из жизни.

— Вы помните кого-нибудь из подруг детства?

— В Буйнакске никого не осталось. И потом, знаете, мои родители всегда считали, что у них должен был родиться сын, но в последний момент планы поменялись. В детстве увлечения у меня были совсем не девчачьи — в куклы я не играла, платьев им не шила. Карманы мои были полны всяких винтиков-шпунтиков, я ходила в кружок радиотехники, мы собирали детекторные приёмники. Помню, учитель физики даже обиделся на меня, когда я поступила в музучилище. Вторым увлечением был футбол.

— Футбол? Вы увлекались футболом?

— Да, я «запойно» играла в футбол. У нас была дворовая команда «Аврора», и мы были победителями турнира дворовых команд. Столько было всего интересного!

Я вам уже рассказывала про наш большой двор, так вот там, конечно, были разные люди. Были и так называемые хулиганы, некоторые — после «отсидки», но у них был свой кодекс: они никогда не обижали местных, дворовых, наоборот, старались помочь, разгружали машины с дровами — вода в квартирах грелась титанами, которые надо было топить дровами. Или катали зимой малышей на санках. Все очень дружили.

Беседовал Марат Гаджиев