Мне снится, что я сельский почтальон

***

Мне снится, что я сельский почтальон,
я вижу вновь и вновь все тот же сон:
в конце деревни — дом, за ним — крылечко.
Иду дорогой, а дома-то в ряд,
и ладно, боком в бок они стоят.
Под косогором пробегает речка.
Конечно, в ней вода неглубока,
но мерно проплывают облака,
скользят в окне уже родные лица.
И рядом с домом — сад, а дале — лес,
в нем сосны — не солгу я — до небес,
спиной к ним смело можно прислониться.
А в сумке — письма. Ждут их, как зарю,
а если нет, обычно говорю:
«Придет, конечно, просто задержалось!»
А писем нет и нет который год.
Грибы в лесу, а в нашей речке — брод,
а писем нет и нет, такая жалость…

***

Прощаться на крыльце с последним солнцем в кронах
и осени встречать озябшие плоды,
а птицы средь кустов, еще совсем зеленых,
стрекочут и трещат — поют на все лады.
И листья от меня уносит по дорожке,
ребенок и щенок бегут за ними вслед.
Мгновения того нет тише и дороже,
и ничего вообще дороже в мире нет.

***

Открываешь окно, думаешь — листопад.
А в окне — подсолнухи, поле, кружат стрижи.
Важен угол зрения, необратимый взгляд,
под которым смотришь и видишь: и вправду — жизнь!
Открываешь окно, вдыхаешь дождя родник:
в нем роса — что бусинки на траве;
летней мжицы бисер, ручья мимолетный блик —
долгих лет невозвратная круговерть.
Говорят, живое осенью устает,
засыпает, а если нельзя — грустит.
Осень будит слезы, даже те, что не в счет,
размывает дороги, разводит мосты-пути.
Дует в старые рамы, птицы в пути на юг,
сеет ситник, насморк — он тут как тут.
Там, где луг зеленел, проползал с бороною плуг,
в моей памяти незабудки весь год цветут.

***

Дожди уходят к лесу за рекой,
зима уводит осень на покой,
мне снится тот, кто впредь не должен сниться.
На подоконнике с утра синица
клюет зерно, а перышки дрожат.
Я также стыну, зябну от дождя,
и день кончается — еще одна страница.
И дух лежалых яблок на крыльце.
Какая в умиранье листьев цель?
Чтоб новые потом весной рождались?
Сомненье и тревога на лице:
а станем ли мудрее мы в конце?
Или, как листья, вызовем лишь жалость?
Читаем жизнь: абзац, еще один…
И вроде бы дожили до седин,
а главное еще не начиналось.
А главное… Давай поторопись,
иначе упадет последний лист,
и книга кончится.
А осень задержалась…

Куркино

Размытою тропинкой узенькой,
меж сараюхами двора,
я всё еще иду на музыку,
что, кажется, была вчера.
Был дом с наличниками синими,
за домом — стойла, огород,
загоны с овцами и свиньями.
Сновали куры у ворот,
и шли, вытягивая головы
и шеи, гусаки гуртом.
И тетя Поля разносолами
семейство зазывала в дом.
Под грушей, у забора синего,
у брошенных с зимы саней
печалилась гармонь Василия,
мы робко подпевали ей.
Кряхтя, дядь Митя сено стряхивал,
неспешно лошадь распрягал,
от оводов ее обмахивал
и в стойло, что за домом, гнал.
Собравшись, девки на завалинке
смеялись, семечки грызя.
Мирок — такой худой и маленький —
забыть и вычеркнуть нельзя.
И про любовь — ромашку белую —
несётся, в воздухе кружа.
В Козловский лес с утра поеду я,
где все они теперь лежат.

***

И Дербентскую крепость, и покои Кашипы-короля
истоптала ногами своими, полземли исходила
и банальную фразу: «Пуста без тебя земля»,
словно птицу на ветку, — в строку подсадила.
Омывала ненужное тело в водах семи морей,
ибо руки на что, если им не обвить твою шею.
Мой даргинский друг, мне еще коньяка налей,
на губах — вкус меда, в ушах — елей,
всё равно я жить без него не умею.
А вокруг холмы и горы, здесь сталь куют,
серебро чернят и делают пистолеты.
Мой короткий, временный мой приют
в это лето.

***

Не доехав в Печоры и до Соловков,
не стяжав чужой и лихой судьбы,
гладишь ветер ладонью — он был таков,
а вокруг — ристалище, общий быт.
И покуда ближний, подняв копье,
всё окрест глазеет, куда вонзить,
ты тревожный воздух глотками пьешь
между сменой лютых, постылых зим.
Это — Русь, это — светлое место, где
между тьмою и сумраком — узкий лаз,
где и ветер воет в трубе — к беде,
где так яростен свет для глаз.
Где усталость — не повод «не быть в строю»,
где о счастье: «Слышали, где-то есть»,
равноценно, что плюшевый кот-баюн
вдруг заглянет на кухню, попросит есть.
Где и правым, и левым — одна стезя,
от дебатов выспренных проку нет,
где не любят прямо смотреть в глаза,
и прокурена тень тенет.
Отчего же на старом, кривом мосту
каждый раз замедляешь свои дела,
снизу — рельсы, ползущие в пустоту, —
в те края, где сажа бела.